Нити Жизни (СИ)

Мирные сельские жители занимались куплей-продажей, здоровались, перекидывались новостями. Кукарекали петухи, рядом паслись коровы, редкие всадники взбивали желтую пыль на дороге. Красть совсем не хотелось, обижать кого-то не было настроения. Дар плюнул от досады и вдруг заметил неподалеку жандарма в простом синем мундире с длинными рыжими усами. Страж порядка торопливо расплачивался за туесок крупных лесных ягод. Шаману вдруг захотелось повеселиться так, как это мог бы сделать Сармик. Вот у кого надо брать пример в незатейливых радостях жизни в Среднем мире. Он хлопнул в ладоши, подпрыгнул и истошно с надрывом заголосил:

– Я на севере родился, у меня под кожей лед. В полночь ни одна девица со мной в поле не пойдет.

Люди неподалеку повернули к нему головы и зашептались. Усатый жандарм с раздражением глянул на него и повернулся, чтобы уйти восвояси. Дархан запел еще громче, размахивая длинными конечностями. Он знал, что для своего высокого роста двигается вполне прилично и даже зрелищно.

–Я не плачу, не рыдаю, девок в полдень зазываю. Коли в зной ко мне прижмешься – ни за что не оторвешься!

Шаман крутанулся вокруг своей оси, раскинув руки, и с размаху врезался в прилавок с глиняными горшками. Бац! Горшки попадали, из них полился мед. Хозяин всплеснул руками и бросился поднимать товар, обливая неуклюжего проходимца грязной руганью. Шаман же с воплем простер руки к девушкам, что хихикали рядом:

–Был на мне морозный щит, а теперь он весь трещит! Течет талая вода… Что же ты надела-ла!

С этими словами он крепко схватился за подол юбки одной из селянок. Девушка взвизгнула и отшатнулась. Юбка громко треснула. Шаман пылко начал извиняться и объяснять, что ткани нынче не те. Подруги пострадавшей заохали, прикрывая ее коленку. Плечистый темноволосый парень оттолкнул Дархана от землячек, но тот вцепился теперь в защитника, прося понять его и простить. В попытке освободиться, парень сделал два шага назад и потерял равновесие. Оба приземлились прямо на другой прилавок. Со стуком свалились на землю тыквы, покатилась картошка, помидоры забрызгали мякотью всех, кто стоял поблизости.

Дархан внутренне захохотал и горячо стал убеждать возмущенных людей в том, что он вестник нового мира, и с его приходом еда сама падает в руки, а ноги красавиц обнажаются для пытливого взора, и то ли еще будет. Смех и брань неслись со всех сторон, кто-то из пострадавших наконец начал звать жандарма, и тот с неудовольствием подхватил шамана под локоть и приказал следовать за ним. Дар для верности сделал вид, что узнал в усатом своего наставника из другого мира и упал ниц. Наконец, его грубо притащили в городское отделение полиции, которое располагалось рядом с тюрьмой, в отдельном здании из красного кирпича.

– Зачем ты его сюда притарабанил? – с отчаянием воскликнул смотритель тюрьмы с кожей, черной от летнего загара. Его китель висел на стуле, а сам он обмахивался бумагами, и волосатой пятерней зачесывал черные волосы со лба.

– Устроил погром на рынке. Пусть охладится в общей камере до утра, – пробубнил усатый, выкладывая на стол перед начальником туесок с помятой ягодой. Смотритель огорченно оглядел лакомство и уточнил:

– Ты в уме? В общей камере восемь мест, а у нас там дюжина уже кукует! На голову его посадить?! Пострадавшие есть? Нет? Ну так проведи беседу, да выпни.

– Нет-нет, я хочу посидеть с моими братьями, пустите к ним! – возразил Дархан, недовольный таким поворотом. Для убедительности округлил глаза и начал подергивать плечом.

– Болезный, – обреченно вздохнул смотритель. – Ты почто меня терзаешь? Ладно, вы зимой в каталажку рветесь, там хоть погреться, а в такую духоту тебе чего неймется?

– Ладно, – Дар вернул обычное выражение лица и уселся напротив начальника. – Я в долг взял, а сроки вышли. Надо скрыться на пару дней позарез. Жаль, что ли? Не к тебе же в дом прошусь.

Черноголовый смотритель выдохнул и махнул усатому подчиненному, который с облегчением исчез.

– Ну спасибо, прояснилось… А все равно не посажу, и не проси! Вот прирежешь кого, так за милую душу пойдешь по строгачу. Но мне и это не на руку. Довольства на всех не хватает, судьи волынку тянут – по два года маринуют до суда. Тюрьма как банка с огурцами. Болеют, а лечить некому и нечем, – он достал из стола заляпанное полотенце и стер с лица пот. – Найди подпол понадежней, да схоронись. Вон у Холуевны. Ай, ты же не местный… Ну да ступай, Отец Небесный в помощь тебе.

«Я тебе скоро прорежу грядки, да чую, что рад не будешь». Дар рассеянно уперся взглядом в пол, не спеша вставать, как тут заметил репейник, налипший на брючину.

– Болеют, говоришь? А если полечу кого?

– А ты что, лекарь? – оживился смотритель.

– Знахарь.