Ницше

…Христианство отчеканило самые, пожалуй, тонкие лица в человеческом обществе: лица, несущие на себе печать высокой и наивысшей католической духовности.

Церковь, полагал Ницше, сильна именно «священническими натурами», которые подвижнически «делают свою жизнь исполненной трудностей, а тем самым и глубокого смысла». Даже борьбу против церкви «антихристианин» признает только в том случае, когда ведут ее натуры более высокие и глубокие, чем священнослужители.

Конечно, сказанное легко отнести на счет противоречивости Ницше, но, как выяснил К. Ясперс, речь идет не о непоследовательности, а о глубинной внутренней связи антихристианства Ницше с его богоискательством: «его вражда к христианству как действительности неотделима от его связи с христианством как требованием». По словам самого «маленького пастора», «мы — безбожники и антиметафизики — зажигаем наши факелы от того старого пожара, разожженного тысячелетнею верой». Подтверждением этих слов является составленный юным Ницше реестр дисциплин, которые он намерен изучить, завершаемый фразой: «И сверх всего — религию, прочное основание всякого знания». К этому же времени относится признание ученика Пфорты: «Любовь к Богу согласуется с любовью к истине».

Ницше сам открыл глубинные корни своего антихристианства, выросшего «среди детей протестантских пасторов»: «Слишком много в Германии философов и ученых, которым случалось в детстве, послушав проповедь, перевести глаза на самого проповедника (!) — и в результате они больше не верят в Бога…» Здесь проявилась сверхчувствительность Ницше к фальши: именно дети с их проницательностью и чистотой взгляда больно ранились двойными стандартами отцов, именно в их чистосердечных и инфантильно-экстремистских душах рождался тот нигилизм, который провоцировало ханжество.

У самого Ницше мы обнаруживаем ключ к тому, что принято называть атеизмом, но что не является таковым: «Не просто отделаться от всего христианского, но преодолеть его через сверххристианское». Ницше — не неистовый богоборец, а яростный богоискатель — вот сокровенная тайна «противоречий», вот скрытая пружина «преодоления», вот отмычка к этике, «переоценке всех ценностей», всему творческому наследию одного из самых страстных философов.

Ницше не был атеистом — он исповедовал иную религию, религию жизни, религию человека, религию веры в человека.

Т. Манн:

Ибо религию, которая должна, по его мнению, преодолеть противоречия ныне существующих религий, невозможно представить себе иначе как связанной с мыслью о человеке, то есть как окрашенный в религиозные тона, религиозно обоснованный гуманизм, прошедший через многие испытания, обогащенный опытом прошлого, измеривший в человеке все бездны темного и демонического для того, чтобы еще выше поднять человека и возвеличить тайну человеческого духа.

Религия — это благоговейное поклонение; прежде всего, благоговейное поклонение тайне, которую представляет собой человек.

Религия Ницше — найти не Бога, а себя, Бога в себе! Мне кажется, он говорил о себе, когда словами папы обращался к Заратустре: «О, Заратустра, со всем твоим неверием — ты благочестивее, чем ты думаешь! Сам Бог обратил тебя к безбожию. Разве не благочестие не дозволяет тебе верить в Бога?»

Спор с верующим

— Бог создал нас и любит нас!
— Бог создан нами, — отвечаем, —
Мы в нем поэтому не чаем
Души! — И спор наш нескончаем,
А черт хромает возле нас.

Сама по себе формула «Бог умер» не является свидетельством атеизма, ведь Христос умер тоже. Ницше никогда и нигде не говорил, что умерла идея Бога. Поскольку в основе философии Ницше лежит жизнь, а жизнь представляет собой смену рождений и смертей, Ницше, отправляясь от мифологии, рождающегося и умирающего Бога предпочел Вечно Сущему. «Бог умер» может быть прочитано на французский манер: «Бог умер, да здравствует Бог!» «Бог умер» — формула богоискательства, другая сторона неисчерпаемости Бога: умерли одни представления о Боге, родились другие.