Апокалипсис безнадежности, будь то пессимизм Леопарди или оптимизм Ницше, имеет один корень: глубокое недовольство существующим, безоглядное отрицание, страстную тягу к высоким жизненным и духовным нормам. Не биологический аристократизм, а духовная ориентация на человечность у столь несхожих Киркегора, Эмерсона, Ницше, Ибсена, Джойса.
Питающей средой Мифотворца было предощущение омассовления, тоталитаризма, кризиса культуры, прогресса бездуховности и фарисейства, грядущего торжества скотской компоненты человеческого.
Раз мир не имеет ни цели, ни смысла, попытки приписать ему изначальную значительность обречены на провал. Раз нет цели, каждый себе цель. Раз старое погибает, а новое никуда не годится, необходимо сверхновое, и вот, дабы обуздать бытие, несвоевременный философ сулит миру спасение — сверхчеловека.
Мистическое учение о господах земли — всего лишь мост от античного культа героя к «гармонической личности». Шаткий мост, вступать на который опасно, — он висит над бездной. Герой, повелитель, варвар, насильник, экспериментатор, созидатель, игрок, гегемон, убийца — вот гармония!
Главная идея «Рождения трагедии» — эстетическое оправдание бытия: только красота оправдывает мир, жизнь же всегда остается неправой. Вечную рану существования можно залечить лишь силой духа, трагическое ощущение — страстным желанием прекрасного. Как говорится в «Веселой науке»? — «Мы, эстетики высшего ранга, не можем обойтись без порока, мучений души и заблуждений».
Страдая от несправедливости и зла мира, он страстно стремился к чистоте. За его волюнтаризмом кроется тяга к красоте человека и трагическое ощущение ее дефицита. За гипертрофией зла — как и у Бодлера — правдивость и понимание невозможности победить зло добром, потому, в частности, что они неотделимы. За сверхчеловеком — строжайшая нравственная дисциплина.
Провозвестник фельетонической эпохи измельчания, он скорбил о героических временах «Божественной комедии» и готики, Моцарта и Баха, кватроченто и барокко. Ницше восхищался творениями Леонардо, Рафаэля и Микеланджело, его содрогал Шекспир, которому он многократно уподоблял Бетховена. Он был крайне чуток к художникам, отвергнутым их средой. Клейст и «дивный» Гёльдерлин близки ему духом протеста, Гейне — жизнелюбием. Вслед за гуманистами Возрождения он мечтал о совершенном человеке. И сверхчеловек его — симбиоз гения, страдания и красоты. Противопоставление расы духовной аристократии толстокожей массе расы демократической — реакция на бездуховность филистерства.
Истоки сверхчеловека: презрение к каторжникам наживы, к духу торгашества, вызов бюрократии, казарме, ранжиру.
Что велико в человеке, это — то, что он мост, а не цель; что можно любить в человеке, это то, что он — переход и гибель.
Мифотворчество — непрерывный поиск истины, причины падения человека, и неистовая жажда спасения. Сверхчеловек — плод исканий, рожденный страданием. Отсюда: «Здесь лучше, потому что здесь больше страдают».
Переоценка всех ценностей должна быть непрерывной, единственный источник прогресса — движение. Остановка даже на самой глубокой, самой привлекательной, самой гуманной идее — начало вырождения.
Осознание бесцельности бытия уже есть ценность, вложенная им в сверхчеловека.
А может быть, сверхчеловек — вовсе не фантазия, не бред, не эпатаж, не травестия а, наоборот, глубочайшая реальность, к которой он прикоснулся? Может быть, начало нового витка эволюции — духовной?
Главный вопрос, который волновал Ницше: что может человек? Его ужасала мысль, что человек сам погребает себя, успокаиваясь и довольствуясь данным. «Человек, который желает, но не действует, является очагом заразы», — вопил в нем анти-Плотин.
Так кто же он — сверхчеловек?
Подвижник бесконечного преодоления, превозмогший себя?
Сверхжизнь или сверхразрушение?
Интеллектуальная высь или цинизм разума?
Абсолютная ответственность или отсутствие ограничений?
Вариант спасения мира красотой или абсолютное зло?
Отчуждение или презрение?
Новый миф или последний отголосок старых?
Завершенная полнота личности или голое насилие?
Правдолюб, не желающий утонуть в массе, или гангстер?
Любовь к жизни или бесчеловечность?
Дело в мифологичности сверхчеловека. Он ориентирует на безграничное, учит мыслить взаимоисключающе, умеет желать и знает тщету желаний. Его отрицание неотделимо от утверждения, а утверждение устремлено ввысь. Он философ сомнения, которое для него… «стимул, наполненный позитивным содержанием: любовь к благородной сущности человека, которую приводят в отчаяние все реально существовавшие типы людей,