Ницше и философия

3. Бог мертв

Спекулятивные теоремы вводят идею Бога с точки зрения ее формы. Бог либо не существует, либо существует в зависимости от того, содержит ли его идея противоречие. Однако у формулы «Бог мертв» совершенно иная природа: она ставит существование Бога в зависимость от определенного синтеза, она осуществляет синтез идеи Бога с временем, со становлением, с историей, с человеком. Она в одно и то же время утверждает: Бог существовал, и Он умер, и Он воскреснет; Бог стал Человеком, и Человек стал Богом. Формула «Бог умер» представляет собой теорему не спекулятивную, а драматическую – драматическую теорему в чистом виде. Превратить Бога в объект синтетического познания невозможно, не предав его смерти. Существование и несуществование перестают быть абсолютными определениями, вытекающими из идеи Бога, зато жизнь и смерть становятся относительными определениями, каковые соответствуют силам, вступающим в синтез с идеей Бога, или в идее Бога. Драматическая теорема является синтетической, то есть по сути своей плюралистической, типологической и различающей. Кто умирает и кто предает Бога смерти? «Когда боги умирают, они всегда умирают разными смертями» [463].

1) С точки зрения негативного нигилизма: момент иудейского и христианского сознания. – Идея Бога выражает волю к ничто, обесценивание жизни; «когда центр тяжести жизни помещают не в жизни, но в потустороннем, в ничто, то жизнь лишают центра тяжести» [464]. Но обесценивание жизни, ненависть к жизни в целом влекут за собой, в частности, прославление реактивной жизни: они злые, грешники… мы добрые. Принцип и следствие. В иудейском сознании, или сознании ресентимента (после прекрасной эпохи царей Израилевых), представлены оба аспекта: всеобщий аспект проявляется здесь как та самая ненависть к жизни, частный – как та самая любовь к жизни, но только если она больна и реактивна. Но так как два этих аспекта пребывают в отношении посылки и заключения, принципа и следствия, а та самая любовь – следствие той самой ненависти, тем более важно это отношение скрыть. Волю к ничто необходимо представить как нечто более соблазнительное, противопоставив один ее аспект другому, превратив любовь в антитезу ненависти. Иудейский Бог предает своего Сына смерти для того, чтобы сделать его независимым от Него самого и от иудейского народа: таков первый смысл смерти Бога [465]. Даже Сатурн был не настолько изощрен в своих мотивах. Иудейское сознание предает Бога смерти в лице Сына: она измышляет Бога любви, который страдал от ненависти, вместо того чтобы обрести в ней собственные посылки и принцип. Иудейское сознание делает Бога в лице Сына независимым от самих иудейских посылок. Предавая Бога смерти, оно находит средство, позволяющее сделать своего Бога всеобщим и подлинно космополитичным Богом «для всех» [466].

Поэтому христианский Бог – Бог иудейский, но ставший космополитом, – таков вывод, отделенный от своих посылок. На кресте Бог перестает выглядеть иудеем. К тому же на кресте умирает старый Бог и рождается новый. Он рождается сиротой и переделывает Отца по своему образу и подобию: Бог любви, но предмет ее – по-прежнему реактивная жизнь. Таков второй смысл смерти Бога: Отец умирает, Сын переделывает для нас Бога. Сын требует от нас только верить в него, любить его, как он любит нас, стать реактивными, чтобы избежать ненависти. Вместо Отца, внушавшего нам страх, – Сын, требующий от нас немного доверия, немного веры[467]. Внешне отделенной от своих, укорененных в ненависти, предпосылок, любви к реактивной жизни понадобилось превратиться в нечто само по себе ценное и стать универсальной для христианской совести.