Остается вопрос: почему родовая деятельность, ее цель и продукт являются по существу недостаточными? Почему они могут существовать исключительно как что-то неудавшееся? Ответ прост, если вспомнить, что эта деятельность хочет вымуштровать реактивные силы, сделать их способными к задействованию, сделать их самих активными. Вопрос: как этот проект может осуществиться без утверждающей власти, образующей становление-активным? Реактивные силы, в свою очередь, сумели найти союзника, который ведет их к победе: нигилизм, негативное, власть отрицания, волю к ничто, создающую всеобщее становление-реактивным. Отделенные от утверждающей мощи, активные силы, со своей стороны, не могут предпринять ничего, кроме как стать реактивными или обратиться против самих себя. Их деятельность, их цель и их продукт всегда недостаточны. Им недостает превосходящей их воли, качества, способного обнаружить и сделать явным их превосходство. Становление-активным возможно исключительно через утверждающую волю и в пределах этой воли, подобно тому как становление-реактивным возможно лишь при посредстве воли к ничто и в ее пределах. Деятельность, которая не возвышается до утверждающей мощи, доверяясь исключительно работе негативного, обречена на провал; в самом своем принципе она обращается в собственную противоположность. – Когда Заратустра рассматривает высших людей как гостей, товарищей, предтеч, он открывает нам тем самым, что их замысел имеет нечто общее с его собственным: активное становление. Но вскоре мы начинаем понимать, что эти заявления Заратустры следует принимать всерьез лишь отчасти. Они объясняются состраданием. На всем протяжении IV книги высшие люди не скрывают от Заратустры, что они расставляют ему ловушку, что они подвергают его последнему искушению. Бог испытывал сострадание к человеку, и это сострадание стало причиной Его смерти; сострадание к высшему человеку – вот искушение Заратустры, которое также могло бы привести его к гибели [508]. Иными словами, сколь бы велико ни было сходство между замыслом высшего человека и замыслом самого Заратустры, в дело вступает более глубинная инстанция, различающая их усилия по природе.