Ницше и философия

Гераклит – трагический мыслитель. Его труды пронизаны идеей справедливости. Для Гераклита жизнь радикально невинна и справедлива. Он понимает существование, исходя из инстинкта игры, он превращает существование в эстетический – а не в моральный или религиозный – феномен. Поэтому Ницше последовательно противопоставляет Гераклита Анаксимандру, как сам себя он противопоставляет Шопенгауэру [92] – Гераклит отрицал дуализм миров, «он отрицал само бытие». Более того, становление он превратил в утверждение. Потому что нужно немало поразмыслить, чтобы понять, как превратить становление в утверждение. Это в первую очередь значит признать: «существует лишь становление». Это, безусловно, значит утверждать становление. Но при этом утверждают также и бытие становления, говорят, что становление утверждает бытие или что бытие утверждается в становлении. У Гераклита есть две как бы зашифрованные мысли: согласно первой, бытия нет, всё пребывает в становлении; согласно второй, бытие есть бытие становления как такового. Мысль деятельная (ouvrière) утверждает становление, мысль созерцательная утверждает бытие становления. Обе эти мысли неотделимы друг от друга, сливаясь в мысль об одном и том же начале; в таком же отношении находятся Огонь и Дике[93], Фюсис[94] и Логос. Ибо нет бытия вне становления, нет единого вне множественного. Множественное и становление не являются видимостями или иллюзиями. Но не существует также множественных и вечных реальностей, которые были бы, в свою очередь, сущностями, находящимися по ту сторону видимости. Множественное – неотделимое проявление, сущностная метаморфоза, постоянный симптом единичного. Множественное является утверждением единого, становление – утверждением бытия. Утверждение становления само является бытием, утверждение множественного само является единым, множественное утверждение является способом, при помощи которого утверждается единое. «Единое есть множественное». И правда, как множественное могло бы проистекать из единого, даже по прошествии бесконечного времени, если бы единое доподлинно не утверждалось в множественном? «Если Гераклит замечает лишь единственный элемент, то в смысле, диаметрально противоположном смыслу Парменида (или Анаксимандра) <…> Единичное должно утвердиться в порождении и разрушении». Гераклит прозревает вглубь: он не усматривает никакого наказания множественным, никакой необходимости искупать становление, никакой виновности существования. В становлении он не видел ничего негативного, он узрел в нем полную противоположность негативного: двойное утверждение становления и бытия становления – словом, оправдание бытия. Гераклит темен (l’obscur), потому что он подводит нас к вратам тьмы (aux portes de l’obscur): каково бытие становления? Каково бытие, неотделимое от всего, что находится в становлении? Возвращение – бытие становящегося. Возвращение – бытие самого становления, бытие, которое утверждается в становлении. Вечное возвращение как закон становления, как справедливость и как бытие [95].

Из этого следует, что в существовании нет ничего ответственного и тем более виновного. «Гераклит дошел до того, что воскликнул: борьба бесчисленных сущих есть высшая справедливость! К тому же единое есть множественное». Корреляция множественного и единого, становления и бытия задает определенную игру (или взаимодействие). Утверждение становления и утверждение бытия становления выступают как две стадии одной игры, согласованные с третьим фактором (terme) – игроком, художником или ребенком [96]. Игрок-художник-дитя, Зевс-дитя: Дионис, являемый нам в мифе в окружении его божественных игрушек. Игрок то отдается жизни, то пристально вглядывается в нее, художник то замыкается в своем произведении, то поднимается над ним; дитя играет, прекращает игру и вновь возвращается к ней. Итак, именно бытие становления играет с самим собой в эту игру становления: Эон, говорит Гераклит, это играющее дитя – дитя, бросающее кости. Бытие становления, вечное возвращение представляют собой вторую стадию игры, но также и третий фактор, тождественный обоим этапам и значимый для целого. Ведь вечное возвращение – это возвращение, отличное от ухода, созерцание, отличное от действия, но также – возвращение самого ухода и возвращение акции, то есть сразу и момент и цикл времени. Нам предстоит понять тайну гераклитовской интерпретации: hybris противопоставлен у него инстинкту игры. «Не какая-то виновная гордыня непрестанно вызывает к жизни новые миры, но непрестанно пробуждающийся игровой инстинкт». Не теодицея, а космодицея; не сумма несправедливостей, подлежащих искуплению, а справедливость как закон мира сего; не hybris, а игра, невинность. «Это опасное слово, hybris, служит пробным камнем для всякого гераклитианца. Именно здесь он может доказать, понял ли он своего учителя или же недопонял».

11. Бросок игральных костей