Неотделимая не значит тождественная. Волю к власти невозможно отделить от силы, не ударившись при этом в метафизическую абстракцию. Но еще бóльшая опасность кроется в смешении силы и воли: ведь тогда мы уже не воспринимаем силу как силу, снова ударяясь в механицизм и забывая о различии сил, обосновывающих их бытие, игнорируя при этом важнейший элемент, которой обеспечивает их взаимный генезис. Сила – это то, что может, могущее, воля – то, что волит. Что означает это различение? Вышеприведенный текст Ницше обязывает нас прокомментировать каждое слово. – Концепт силы по природе своей
Мы в определенном смысле подошли к отношениям между вечным возвращением и волей к власти, но не пояснили и не проанализировали их. Воля к власти является одновременно и генетическим элементом силы, и принципом синтеза сил. Но мы до сих пор не располагали средством, позволяющим понять, что этот синтез создает вечное возвращение и что силы в ходе этого синтеза и согласно своему принципу с необходимостью воспроизводятся. Но при этом наличие данной проблемы раскрывает один исторически важный аспект философии Ницше: его сложные отношения с кантианством. Понятие синтеза – это сердцевина кантианства, собственно кантианское открытие. Однако известно, что посткантианцы упрекали Канта за компрометацию этого открытия с двух разных точек зрения: с точки зрения принципа, управляющего синтезом, и с точки зрения воспроизведения объектов в самом синтезе. На их взгляд, требовался принцип, который не только обусловливал бы объекты, но и был бы подлинно генетическим и продуктивным (принцип различия или внутренней детерминации); в наследии Канта изобличались также пережитки чудесным образом гармонизированных терминов, которые оставались внешними по отношению друг к другу. К принципу или внутренней детерминации требовалось добавить основание не только для синтеза, но и для воспроизведения различного в синтезе как таковом [179]. Если Ницше оставил свой след в истории кантианства, то именно потому, что он довольно своеобразным способом разделил эти требования посткантианцев. Он превратил синтез в синтез сил; так как из-за недостатка понимания того, что синтез был синтезом сил, полностью не понимали ни его смысл, ни его природу, ни его содержание. Он понял синтез сил как вечное возвращение, в самой сердцевине этого синтеза он открыл воспроизводство различного. Он ввел принцип синтеза, волю к власти, и определил ее как налично присутствующий различающий элемент сил. Оставляя более тщательную проверку этого тезиса на будущее, мы считаем, что у Ницше можно обнаружить не просто определенную преемственность по отношению к кантианству, но и полуявное-полускрытое соперничество с ним. Ницше не занимает по отношению к Канту схожей с Шопенгауэром позиции: в отличие от Шопенгауэра, он не предлагал интерпретацию, направленную на разрыв кантианства с его диалектическими воплощениями, чтобы открыть перед ним новые перспективы. Так как для Ницше все эти диалектические воплощения не приходят извне, их первопричина – в неудовлетворительности критики. Радикальное преобразование кантианства, новое изобретение критики, которую Кант предавал в момент ее создания, восстановление критического проекта на новых основаниях и в новых терминах – именно этого, судя по всему, искал Ницше (и нашел в «вечном возвращении» и «воле к власти»).
7. Терминология Ницше