Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности

Философские аспекты карнавального мировоззрения получили свое воплощение в учении Ф. Ницше.[101] И Ницше утверждает становление, горизонталь, телесность не в их изолированном существовании, но в перспективе выправления и компенсации выродившейся в силу своей односторонности метафизической традиции. В этой связи особый интерес вызывает проблема отношения Ницше к алкоголю. Дело в том, что мыслитель, заслуживший репутацию дионисического философа, проповедовал полное воздержание от всяких «духовных» напитков: «я… должен со всей возможной серьезностью посоветовать всем более духовным натурам безусловное воздержание от алкоголя. Достаточно и воды…».[102] («ich… weiß nicht ernsthaft genug die unbedingte Enthaltung von Alcoholicis alien geistigeren Naturen anzurathen. Wasser thut’s…»).[103] Жрец Диониса призывает пить воду! «In vino veritas: кажется, и здесь я опять не согласен со всем миром в понятии «истины» – для меня дух носится над водою». («… es scheint, dass ich auch hier wieder uber den Begriff «Wahrheit» mit alter Welt uneins bin – bei mir schwebt der Geist uber dem Wasser…»). И в заметках, относящихся к более раннему периоду (1880 году) Ницше придерживается той же максимы в отношении спиртных напитков: «Легкий сон, свободная неспешная поступь, никакого алкоголя, никаких властителей и прочих знаменитостей, никаких женщин и газет…».[104] («Ein leichter Schlaf, ein freier ruhiger Gang, kein Alkohol, keine Fursten, noch andere Beruhmtheiten, keine Weiber und Zeitungen»).

Мы сталкиваемся здесь с очередным противоречием в философском дискурсе Ницше. Дионисийское начало мыслится философом именно как трансгрессивный феномен по существу: «уничтожение обычных пределов и границ существования».[105] («Vernichtung der gewohnlichen Schranken und Grenzen des Daseins»).[106] И одновременно Ницше – противник опьянения, поборник трезвости: «Беспокойство ума, которое мне доставляет вино – хотя бы в количестве одной столовой ложки, – невыносимо для меня».[107] Отношение Ницше к Дионису не столь просто однозначно, как хотелось бы всем тем, кто спешит зачислить мыслителя в лагерь неистовствующих «дионисистов». Можно было вместе с Вяч. Ивановым признать, что Ницше отрекся от Диониса: «Ницше увидел Диониса – и отшатнулся от Диониса, как Фауст отвращается от воссиявшего светила, чтобы любоваться на его отражение в радугах водопада. Творческая вина Ницше в том, что он не уверовал в бога, которого сам открыл миру».[108]Однако в действительности Ницше никогда и не был последователем бога Диониса, вопреки расхожим представлениям на этот счет. Путь, который был намечен Ницше еще в «Рождении трагедии», заключается отнюдь не в растворении в дионисийском потоке, но в творческом оформлении стихийных сил.

Указание на разрешение противоречия между ницшевским «дионисизмом» и категорическим отказом от вина можно найти в некоторых неопубликованных поэтических текстах философа. Так, в заметках 1884 года обращает на себя внимание следующее стихотворение: