Ницшеанские размышления. Очерки по философии маргинальности

Аналогичная ситуация наблюдается и в средневековой мысли. Метафизическая, спекулятивная линия здесь получает однозначный и не вызывающий сомнения перевес. Напротив, воплощающий антиметафизические тенденции номинализм исследователи связывают с кризисом и разложением средневековой мысли: «Подобно софистам, сократическим школам и эллинистическим течениям, расцвет средневековой номиналистической философии был связан с глобальными духовными и социальными потрясениями. Выступая как теологическое учение, призванное ограничить притязания разума во имя веры, номинализм в действительности способствовал упадку средневековой философии и христианской религии. В широком плане результатом номинализма стало завершение христианства и его постепенная замена возрожденными разновидностями иудаизма. Ярко выраженный номиналистический характер постмодернизма указывает на то, что он скрыто опирается на схожие с позднесредневековой теологией принципы».[429]

И в Новое время высшие образцы философской мысли представлены метафизической линией: от Декарта, Спинозы, Лейбница до Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля. На фоне этих титанов европейской философии Бэкон, Юм, Локк – побочная партия, периферия философского дискурса эпохи Нового времени.

Однако после смерти Гегеля ситуация в западной философии начинает коренным образом трансформироваться. Главная и побочная линии меняются местами. Антиметафизические по своему пафосу позитивизм и материализм становятся магистральными направлениями мысли. Философия новейшего времени получает устойчивую характеристику «постметафизической».[430] Метафизическая философия, философия в своем первоначальном, исконном смысле, оттесняется на периферию, становится маргинальным феноменом. В этой ситуации кризиса европейской метафизики происходит событие пробуждения русской философской мысли. Характерно в этом плане заглавие одного из первых философских опусов В. С. Соловьева: «Кризис западной философии (против позитивистов)». Свое метафизическое учение Соловьев выстраивает в качестве ответа на засилье позитивизма в западной философии. Метафизика здесь уже не первичный импульс мысли, как это было в античности, но продукт реакции. В древности было иначе: скептицизм и софистика выступали в качестве реакции на первичный умозрительный импульс учений Парменида и Гераклита и привели лишь к усилению метафизического направления. В русской философии метафизическая линия изначально вторична. И просуществовала эта реакционная метафизика сравнительно недолго и, что особенно характерно, преимущественно в эмигрантской среде, где она, в конце концов, и задохнулась. Позитивизм и материализм восторжествовали и в русской (советской) философии.

Конечно, и во второй половине XX столетия в западной философии можно при желании отыскать отдельные примеры метафизических учений. Но их надо именно отыскивать, на них нужно специально указывать. На переднем плане, у всех на слуху, как раз представители антиметафизической философии: Витгенштейн, Фуко, Гваттари, Ваттимо. Философ-метафизик в пространстве современной мысли неизбежно становится маргиналом – подобно тому, как в Европе маргиналами становятся люди, создающие традиционную семью. Напротив, всевозможные «меньшинства», некогда представлявшие маргинальные пласты культуры, теперь уверенно шествуют помпезными парадами по центральным улицам европейских столиц. Утрата метафизического измерения в философии и легализация однополых браков – это взаимообусловленные явления.

5. Трансформации философского дискурса: феномен поворота