Нью-Йорк

Сальваторе увидел это еще до того, как сам Анджело понял, что происходит, и бросился к брату. Два могаука слева от Анджело тоже пришли в движение, но Сальваторе целиком сосредоточился на цели. Только бы схватить брата за куртку!

Анджело валился через край. У него не было времени выпрямиться. Его стройное тело качнулось назад, руки взметнулись, ища, за что бы уцепиться. Но было поздно.

Затем вдруг, едва Сальваторе к нему рванулся, тело Анджело резко дернулось влево.

Могауки поймали его. Они тянули его к себе и, слава богу, держали крепко.

Сальваторе сохранил бы равновесие, не обернись он к индейцам. Но, врезавшись в балку, он поскользнулся, перевалился через нее и полетел в бездну.

Сальваторе Карузо понял, что умрет. Почувствовав, что летит через балку, он сохранил ясность и скорость мышления. «Я погибаю, как Анна», – подумал он. Ему захотелось сказать Анджело, что он любит его и вовсе не испытывает к нему ненависти. Но тут он сообразил, что Анджело понятия не имел о постыдных мыслях, одолевавших его несколькими секундами раньше. Тогда все в порядке.

Девятью этажами ниже висела люлька. Прочная крыша защищала ее от мусора, летевшего от облицовщиков. Удар о крышу, без сомнения, убьет его, но не остановит падения. Он отскочит и камнем полетит на мостовую. Надо увернуться от люльки и орать во все горло, чтобы предупредить людей на далеком тротуаре.

– Сальваторе! – крикнули сверху. Это был Анджело.

Он не учел одного и понял это спустя секунду.

Он падал не так быстро, как следовало ждать.

Когда ветер ударяет в высотное здание, воздушный поток замедляется. Он ищет лазейку и часто устремляется вверх. Как ветер, врезающийся в скалу, отшвыривает наблюдателя, который заглядывает вниз, так по фасаду небоскреба текли мощные восходящие потоки.

Падая, Сальваторе неожиданно заметил альбом Анджело, который должен был находиться внизу, однако порхал над его головой как птица и поднимался все выше. Внезапный порыв западного ветра вырвал альбом из руки Анджело, но ветер менялся, и образовавшиеся воронки создали воздушный столб при восточном фасаде.

И вот, подобно ангельской деснице, он подхватил Сальваторе в падении и удержал, затем придавил к каркасу здания так, что тот тяжело грохнулся на открытый парапет тремя этажами ниже.

Приземление лишило его чувств и сломало ногу.

Стояло весеннее утро 1931 года, Уильям Мастер одевался. Он сам не знал, зачем вдруг отпер ящик, который не открывал месяцами. Там хранились старые галстуки и пара жилетов. Потом он заметил пояс.

Вынул. Эта вещь передавалась из поколения в поколение с незапамятных времен. Отец наказал: «Храни его хорошенько. Это вампум. Считается, что он приносит удачу».

Уильям пожал плечами. Сегодня ему чертовски понадобится удача. Поддавшись порыву, он решил надеть пояс. Под рубашку, конечно, – он не собирался выглядеть идиотом. Затем он оделся, как обычно, создавая имидж успешного человека. Если пойдет ко дну, то сделает это стильно.

Надежда остается всегда.

Он спустился, поцеловал на прощание Роуз, как в самый обыкновенный день, и вышел за дверь.

Джо исправно ждал его у «роллс-ройса».

– Доброе утро, сэр. – Он распахнул дверь.

– Доброе, Джо. Славное утречко. – На миг утешившись, он сел.

Джо был хороший человек. Надолго ли он останется? Вероятно, нет.

Автомобиль устремился по Пятой авеню, и Уильям взглянул на парк. Там уже расцвели желтые нарциссы и крокусы.

Он сказал Чарли, что тому не нужно приходить нынче в офис. Он не хотел видеть никого, кроме главного клерка. Это доверенное лицо весь уик-энд прокорпело над бухгалтерскими книгами.

Настало время подвести итог. Откладывать больше нельзя. Сегодня будет много визитов, которые положат всему конец. Само собой, все может повернуться иначе, если рынок вдруг резко вырастет. Но рынок не собирался расти. В прошлом апреле Уильям предсказал, что Доу-Джонс достигнет 300. Этого не случилось. Сейчас он был чуть больше половины от этого.

Пока главный клерк занимался бухгалтерией, Уильям, запершись в кабинете, проверял собственные активы. Не надо было, конечно, спасать контору. Не стоило вкладывать свои деньги. Сейчас это очевидно, но тогда казалось, что спасение близко. Уильям тешил себя иллюзией, будто что-то произойдет. На самом же деле он просто не мог пережить потерю лица, признать свое фиаско. Не мог бросить вожжи. Теперь было слишком поздно.

Дом придется продать. Трудно сказать, за какую сумму при таком состоянии рынка, но дом был чертовски хорош. Неплохой капитал. Другое дело – дом в Ньюпорте. Три недели назад он якобы невзначай спросил у Роуз, осталось ли что-нибудь от тех шестисот тысяч долларов, которые он ей выдал.

– Ни цента, Уильям, – ответила она с милой улыбкой. – Вообще-то, мне может понадобиться еще немного.

– Работы не закончены?

– Не совсем. Ты же знаешь этих дизайнеров. Да и строители тоже…

Недостроенный дворец в Ньюпорте. Бог весть, как продавать его в нынешнем положении. Он не видел, чтобы кто-нибудь покупал химеры. Предполагаемую цену пришлось резко снизить.