– С полдюйма, может. Его можно нащупать сзади на шее.
– Тогда, может, футов на сто? Если бы ты не был на дне реки?
– А вода ослабляет радиоволны?
– Не знаю.
– Ну, я сделал все, что мог.
– Ты позвонил в Комиссию и не сказал мне – вот что ты сделал. В Комиссию и в какие-то скрытые пулы, если я правильно тебя понял.
– Это была просто проверка. Я же ничего не украл и не сделал такого. Это было все равно что отправить донос.
– Рад слышать. Потому что сейчас мы с тобой сами сидим в скрытом пуле.
– Я хотел проверить, получится ли у нас сделать врезку. И получилось, так что все хорошо. Я даже не уверен, из-за этого ли мы теперь здесь. Мы же писали для них систему безопасности, и я оставил там скрытый канал, которым только мы и могли воспользоваться, и никто другой никак не мог его обнаружить.
– Да, но похоже, ты все равно считаешь, что мы здесь из-за этого.
– Просто я не могу придумать ничего другого, что объяснило бы наше положение. В смысле, я уже давно не доставал сам знаешь кого. И никто не услышал того свистка. Я хотел, чтобы это прозвучало как туманный горн, а получилось как собачий свисток.
– А как насчет тех шестнадцати штрихов к мировой системе, о которых ты говорил? Что, если системе это не понравилось?
– А откуда она могла узнать?
– Ты же вроде говорил, что у системы есть самосознание.
Джефф какое-то время пристально смотрит на Матта.
– Это была метафора. Гипербола. Символизм.
– А я-то думал – программирование. Все программы объединены в какую-то руководящую всеми программу. Вот как ты сказал.
– Как Гея, Матт. Как Гея – это все живое на Земле под воздействием всего прочего, камней, воздуха и остального. Как облако, может быть. Но и то и другое – метафоры. И там, и там на самом деле никого нет дома.
– Ну, если ты говоришь… Но смотри, ты врезаешься, пусть по своему тайному каналу, но уже в следующий момент мы сидим запертые в контейнере, будто в каком-то лимбе. Может, облако убило нас и мы сейчас мертвы.
– Нет. Это было «В поисках Годо». Мы просто в контейнере. Где-то окруженные водой, которая шумит снаружи, и все такое. С плохим питанием.
– В лимбе тоже может быть плохое питание.
– Матт, я тебя умоляю. Ты что, после четырнадцати лет совершенно не буквалистского мышления сейчас решил добить меня метафизикой? Я не уверен, что это вынесу.
Матт пожимает плечами:
– Ну, это так таинственно, только и всего. Очень таинственно.
Джеффу остается на это лишь кивнуть.
– Расскажи мне еще раз, к чему должна была привести твоя врезка.
Джефф выставляет перед собой руку для большей убедительности.
– Я собирался сделать метаврезку, чтобы с каждой сделки, проведенной на ЧТБ, по пункту отчислялось в оборотный фонд Комиссии.
Матт смотрит на друга:
– По пункту со сделки?
– Я сказал «по пункту»? Ну, наверное, по сотой части пункта.
– Если и так. Значит, у Комиссии в оборотном фонде вдруг должен появиться триллион долларов, который взялся неизвестно откуда?
– Это не настолько много. Всего несколько миллиардов.
– В день?
– Ну, в час.
Матт непроизвольно встает с места, глядя на Джеффа, – тот уставился в пол.
– И ты еще думаешь, почему они нас схватили?
Джефф пожимает плечами:
– Это может быть и из-за других моих дел, они, знаешь ли, может, впечатляют даже больше этого.
– Больше, чем воровство по несколько миллиардов долларов в час?
– Это не воровство, а перенаправление. В Комиссию все-таки. Такое вообще, может быть, происходит постоянно. И если так, кто это знает? Знает ли Комиссия? Это надуманные триллионы – деривативы, ценные бумаги, доли во всяких смешанных бондах. Если бы кто-то врезался, если бы врезались постоянно – никто бы не узнал. Просто какие-то счета в налоговой гавани немного бы выросли, и никто бы даже ухом не повел.
– Тогда зачем ты это сделал?
– Чтобы предупредить Комиссию, что такое может произойти. И может, заодно ее профинансировать, чтобы там они смогли разобраться с этой фигней. Нанять кого-нибудь из хедж-фондов, придать закону силу. Создать какого-нибудь шерифа, если на то пошло!
– Так, значит, ты хотел, чтобы они там, в Комиссии, заметили.
– Наверное. Да, хотел. Комиссия – да. Я ведь чего только не делал. А заметили, может, вовсе и не это.
– Не это? А что еще ты делал?
– Устранил все те налоговые гавани.
Матт пристально смотрит на него:
– Устранил?
– Я изменил список стран, куда запрещено отправлять средства. Знаешь же, есть десять стран – спонсоров терроризма, куда нельзя переводить деньги? Так вот, я добавил к этому списку все налоговые гавани.
– Типа Англии?
– Все.
– И как теперь должна работать мировая экономика? Деньги же будут перемещаться, если не будет этих убежищ.
– Так не должно быть. Убежищ не должно быть.
Матт вскидывает руки:
– А еще что ты сделал? Если не секрет, конечно.
– Добавил Пикетти[58]
в Налоговый кодекс США.– В смысле?
– Ввел резкий прогрессивный налог на основные средства. Чтобы все основные средства в США облагались налогом по прогрессивной ставке и она доходила до девяноста процентов для всех хозяйств, имеющих свыше ста миллионов.
Матт делает несколько шагов и садится на свою кровать.
– То есть это как… – Он делает рукой режущее движение.