Нью-Йорк 2140

– Это то, что Кейнс[59] называл «эвтаназией рантье». Да. Он ожидал, что так будет, еще два века назад.

– А разве он не говорил еще, что большинство якобы самых умных экономистов – идиоты, работающие по идеям, придуманным сотни лет назад?

– Что-то такое было, да. И он был прав.

– Да, но сейчас ты занимаешься тем же самым?

– Это казалось хорошей идеей в свое время. А Кейнс времени не подвластен.

Матт качает головой.

– Обезглавливание олигархии – еще это так называют вроде? В смысле, гильотина, да?

– Только в отношении денег, – говорит Джефф. – Им отнимут не голову, отсекут только деньги. Избыточные деньги. У каждого останутся последние пять миллионов. Пять миллионов долларов – это же достаточно, да?

– Денег никогда не бывает достаточно.

– Так только говорят, но это неправда! Через некоторое время ты уже покупаешь мраморные стульчаки и летишь на частном самолете на Луну, пытаясь потратить лишние деньги, но на самом деле все, что ты за них получаешь, – это телохранители, бухгалтеры, чокнутые дети, бессонные ночи и кислотная отрыжка! Если их чересчур много, это становится проклятием! Как прикосновение Мидаса[60].

– Этого я не знаю. Надо попробовать на себе, чтобы узнать. Я бы вызвался на пробу, потом бы тебе сообщил результат.

– Все так думают. Но пользу от избыточных денег никто не получает.

– Польза есть. Они раздают деньги, делают добрые дела, хорошо питаются, развиваются.

– Ничуть. Они нервничают и сходят с ума. А их дети и того хуже. Нет, это для них одолжение!

– Обезглавливание – вот уж одолжение так одолжение! Люди в очередь выстраиваются под гильотиной. Пожалуйста, пропустите меня вперед! Рубаните мне здесь!

Джефф вздыхает:

– Я думаю, со временем мир это поймет. Люди увидят, что в этом есть смысл.

– Когда все эти головы покатятся, они повернутся друг к другу лицом: «Эй, вот здорово! Какая классная идея!»

– Еда, вода, кров, одежда. Все, что нужно.

– У нас это и здесь есть, – указывает Матт.

Джефф снова вздыхает, еще тяжелее.

– Это не все, что нам необходимо, – не унимается Матт.

– Это казалось хорошей идеей!

– Но ты сам рассказал. Да это и невозможно скрыть. Это как нарисовать где-нибудь граффити.

Джефф кивает:

– Да-а… причем довольно страшное граффити – для того, кто нас сюда посадил.

– Вот спасибо тебе, услужил. Я даже удивлен, что нас еще не убили.

– Никто же не убил Пикетти. Он даже провел довольно успешный тур со своей книгой, если я правильно помню.

– Потому что это было сто лет назад и то была просто книга. Никому дела нет до книг, вот почему в них можно писать что угодно. Что важно – это законы. А ты стал править законы. Нарисовал граффити прямо в них.

– Я пытался, – говорит Джефф. – Ей-богу, пытался. Вот и интересно теперь, кто это первым заметил. И как это дошло до того, что нас схватили.

Матт недовольно качает головой.

– Нас могли перемолоть. Я и чувствую себя будто порубленным на части, раз уж ты об этом заговорил. Мы могли оказаться в Уругвае. На дне Платы или еще где-нибудь.

Джефф хмурит брови.

– На правительство не похоже, – говорит он. – Помещение слишком приличное.

– Ты так считаешь? Приличное?

– Практичное. Роскошно-герметичное. Непроницаемое. Вода не просочится, а такое непросто сделать. Слот для еды тоже защищен. Кормят два раза в день, это странно.

– На флоте всегда так. Мы можем вообще быть на ядерной подлодке и так просидеть пять лет.

– Они так долго там сидят?

– Пять лет с хвостиком.

– Не-а, – говорит Джефф после небольшой паузы. – Не думаю, что мы движемся.

– Это уж точно.

В) Шарлотт

Торо: Нам не нужно утруждать себя размышлениями о том, каким образом человеческая раса будет уничтожена на этой планете – сожжена ли огнем или как-то иначе. Это можно в любой момент решить маленьким внезапным взрывом где-нибудь на севере.

Сотню раз я думал, что Нью-Йорк – это катастрофа, и пятьдесят раз, что эта катастрофа прекрасна.

Ле Корбюзье

– А остальные пятьдесят – что не прекрасна.

Шарлотт осторожно посмотрела на Джоджо, когда они сели за обеденный стол друг против друга. Высокая, стильная, спортивная, толковая. Встречалась с Франклином Гэрром и, как он, работала в сфере финансов, в которой Шарлотт совсем ничего не понимала. Только в общих чертах. Зарабатывала на манипулировании деньгами. Тридцать с небольшим. Шарлотт она не понравилась.

Но она подавила свою неприязнь, даже внутри, потому что люди всегда такое чувствовали. Нужно быть непредвзятой. Это было частью ее работы, но она хотела этого и сама – как бы для саморазвития. Стремиться еще есть к чему – она была склонна ненавидеть людей по умолчанию. Особенно тех, кто работал в финансах. Но Франклин Гэрр ей нравился, так что эта расположенность могла распространиться и на Джоджо.