Нью-йоркский бомж

В ванной, выложенной белым кафелем, Давид принимал душ. Тер себя мочалкой. Тер яростно, до пунцовых пятен. Мышцы буграми вздувались на его сильных руках, сотрясался живот. Из малиновой пластиковой бутылки на мочалку лилась густая пахучая жидкость. Растертая по телу, жидкость пышно пенилась крохотными переливчатыми пузырьками, белые хлопья сползали по нему, словно клочья белой шерсти, таяли на дне ванны и мутным ручейком устремлялись к водовороту над сливной пробкой.

Пар клубился, обволакивая все предметы в ванной: запотевшее зеркало, полку с бритвенным прибором, дюжиной новых баллончиков дезодорантов и целой батареей бутылок жидкого мыла.

Помывшись и зачем-то обнюхав себя, Давид вытерся свежим полотенцем. Бросил полотенце в таз, на гору белья, и поехал к океану.

***

Бледная луна висела над водой. Волновалась бухта, шумела. Волны шлепались о камни пирса.

Давид сидел на холодных камнях. Бутылка Jack Daniel`s стояла на камне, рядом лежали два яблока.

— Понимаешь, я тебя ненавижу. И ничего не могу с этим поделать, — признался он Мартину, сидевшему напротив. — Скоро ты допишешь последнюю главу своего романа, и мы оба придем сюда, на пирс.

— Да, я подозревал что-то... — отозвался Мартин. Лицо его, спокойное, даже румяное, хоть и в непроглядной ночи, светилось каким-то неземным светом. Взяв яблоко, он потер его о рукав своей джинсовой куртки и с хрустом откусил.

— У меня с собой будет виски или водка, — продолжал Давид, наливая себе в стакан из бутылки. — Нет, я забыл, ты же чех, ты водяру не пьешь. Я принесу тебе пиво, твое поганое чешское пиво. Холодненькое, янтарное, с горчинкой. Гарантирую, ты не устоишь. Сначала ты выпьешь одну бутылку, а потом и весь ящик. Потому что ты — алкаш, запуганный, наглый, нелюдимый алкаш.

— А что будет после того, как я напьюсь? — спросил Мартин, глаза его вдруг широко раскрылись и перестали моргать. Две луны упали в них.

— Я проделаю приблизительно такой же фокус, что и Сальери, отравивший Моцарта. Я сброшу тебя с этих камней, — Давид кивнул туда, где о край пирса разбилась волна, обдав их брызгами. — А роман заберу и издам под своим именем. Я это замыслил давно, когда ты прочел мне первую главу.

— Ты не сможешь этого сделать, — тихо, но очень твердо произнес Мартин.

— Почему же? Думаешь, испугаюсь? Поверь мне, ни одна душа не узнает об этом. Никто не будет тебя разыскивать. Никто не заявит ни в полицию, ни в ФБР. Бомжем больше, бомжем меньше, — разницы никакой. Или, по-твоему, я буду мучиться совестью? Ха-ха-ха!

— Все равно ты этого не сделаешь. Я тебя хорошо знаю.

— Что ты обо мне знаешь?! Что? Ты даже не знаешь, сколько денег я трачу теперь на мыло, чтобы избавиться от проклятой вони, исходящей от тебя и передавшейся мне. Разве ты знаешь, что мне приходится сторониться людей, потому что от меня разит мусорными контейнерами, блевотиной, мочой, гнилью, дохлыми крысами, урнами, в которых ты рылся столько лет?! Твоей вонью пропиталась вся моя квартира, мой редакторский кабинет, моя душа!

— Перестань зариться на мой крест, и ты станешь благоухать, как куст сирени, — совсем тихо промолвил Мартин. Перекрестившись, закрыл глаза и исчез.

Эпилог

Трудно сказать, сколько книг находится в товарообороте магазина Вarnes & Noble, что в Нижнем Манхэттене. Наверное, тысяч десять. Может, и все сто. Книги на любой вкус: проверенная веками классика и мимолетные, как яркие мотыльки, однодневки. Какой из авторов не мечтает презентовать здесь свою новую книгу?!

...Проходя вдоль стеллажей, Лара смотрела на корешки книг. Иногда брала какую-то из них и, перелистав, ставила обратно. На лице ее — волнение от предвкушаемого радостного события. Но сквозь радость проглядывала и тревога.

Лара подошла туда, где в свободном пространстве в несколько рядов стояли стулья и широкий стол. На столе в три колонны возвышались книги в суперобложке: «Давид Гинзбург. Нью-йоркский бомж»; рядом стояла тележка, полная этих же книг.

Мужчина, сотрудник магазина, любезно сказал Ларе: если понадобится, то со склада можно будет притащить еще, там этих «бомжей» — полно. Но до этого, он думает, вряд ли дойдет, ведь автор без имени. Лара вежливо возразила, что на эту книгу вышло немало рецензий в прессе. Разговор их прервался — мужчина пошел к дверям, где посетители уже донимали сотрудников вопросами, где будет презентоваться новая книга даровитого русского автора.

Вид пришедших книголюбов подействовал на Лару успокаивающе. Не зря, значит, старалась. Не зря пустила в ход свои связи: нашла известного переводчика, организовала рекламу; ради этого пришлось даже переспать с Сэмом, брат которого работает в известном издательстве и имеет знакомства в массмедиа. Рецензия в «Нью-Йорк таймс» Ларе запомнилась особо: «Давид Гинзбург наделен ярким писательским даром, позволившим ему, московскому интеллектуалу, столь правдоподобно изобразить жизнь чеха-алкоголика, который долгие годы бродяжничал в Нью-Йорке. Безусловно, этого писателя ждет блестящее будущее».

Вот так: талант – это, конечно, хорошо. Но талант без связей ничего не стоит.