Нюансеры

Аптека? Фраер с братом – тоже бесом? – помнится, выходили из аптеки на Садово-Куликовской. Живут рядом? Заходят время от времени? Что, если козлобородый провизор знает фраера? Широкими шагами, расплёскивая из-под ботинок жидкую грязь и не замечая этого, Клёст решительно двинулся в нужном направлении. Добропорядочные горожане спешили убраться с его дороги: налетит, с ног сшибёт, скаженый! Глядели вслед...

Увы, направление оказалось не очень-то нужным. Миша вроде бы помнил и улицу, и аптеку – а вот поди ж ты! С полчаса кружил он по району, узнавая то дом, то перекрёсток – вот оно, точно, здесь! Спешил вперёд, на знакомый ориентир – и снова оказывался на другой улице, где отродясь не было никакой аптеки. Спрашивал встречных – те шарахались прочь, указывали бог знает куда, всякий раз в другую сторону. Да и встречные подворачивались такие, что веры у Миши не вызывали. Это про них, христопродавцев окаянных, про эту Садово-Куликовскую улицу, гореть ей в геенне огненной, писал фельетонист Василий Шпилька в «Путеводителе по губернскому городу Х»:

– На этой улице евреи с утра до вечера кишат,

А чтоб им было веселее, устроен здесь «Славянский сад».

Цветёт он летом и зимою, шумя еврейскою толпою...

Миша ни минуты не сомневался, кто натравил на него иудино племя. Уж известно, кто! Да что там фельетонисты! Народ зря не скажет, народ сердцем чует: «Не надо и беса, коли жид здеся!» Выручил дворник, честный христианский дворник – тот самый, чьё появление в прошлый раз заставило башибузуков сбежать.

– Аптека, ваше благородие? Так вот же она, рядышком!

И где были Мишины глаза, спрашивается? Бес отвёл? Раз отвёл, значит, верным путём идём?!

– ...Помню, но, увы, не имею чести знать. Нет, раньше не видел. Нет, больше не заходили. А у вас, милостивый государь, уж простите, весьма нездоровый румянец. И глаза блестят прескверно. Я бы порекомендовал вам дивную микстурку...

– Я Миша Клёст, бью...

Желание пристрелить провизора вспыхнуло с такой силой, что Клёст еле сдержался. Куда теперь? Всё началось с «Астраханской», может, там и закончится? На круги своя, как говорится?! Плутать не пришлось: Николаевская площадь – не аптека, захочешь, мимо не пройдёшь. Весь на взводе, запыхавшись от быстрой ходьбы, взбежал Михаил Суходольский по ступенькам, рванул на себя дверь...

– Милости просим!

Портье был тот самый: вопросительный знак в поклоне.

– Нумер изволите?

– Не изволю.

Самым аккуратным образом Миша взял шельмеца-портье за пуговицу. Выпрямил, заставил взглянуть себе в лицо.

– Помнишь меня?

– Кот, – бледный как мел, выдохнул портье.

От него разило кислой капустой.

– Какой ещё кот?

– Оцарапал вас. Если вы жаловаться...

– Меня помнишь, это хорошо. А того господина, что со мной в номер заходил, помнишь?

– Как же-с! – торопливо закивал портье. – Как же-с, помним!

– Знаешь его?

– Никак нет-с! Он у нас даже не записывался...

Миша отпустил пуговицу. Портье шарахнулся от него, как чёрт от ладана.

– Не заходил больше?

– Никак нет-с!

Фарт не возвращался. Свеча заупокойная, молитва, святой Спиридон – всё зря. Где искать беса? Бродить по городу? Шанс наткнуться и так с гулькин нос, а уж с Мишиной нынешней удачей... Сам Мишу отыщет? Как в прошлый раз? Сей вариант Мишу не устраивал. Он не желал быть пешкой в бесовской грязной игре. Мы теперь сами игроки! Придумаем что-нибудь! Думай, голова...

В дверях он обернулся:

– А что кот?

– Кот? – вскинулся портье в удивлении.

– Так и сидит в апартаментах?

– Брекекекс!

Вместо портье на Мишу щурился мёртвый кассир. Лицо его сделалось волглым, склизким, на коже проступили трупные пятна. Щека лопнула, разошлась краями, обнажая гниющую плоть.

– Брекекекс!

Клёста чуть не стошнило. Но он нашёл в себе силы: не сблевал – и не начал палить в мертвеца из «француза». Снова морок! Врёшь, бес, не запутаешь, не запугаешь!

– Что?

Морок сгинул, вернулся прохиндей-портье.

– Исчез, говорю, кот! Как не бывало-с. Мы в номер сунулись – нету! Окна заперты, двери заперты, а кота нет. Как сквозь землю провалился, сатана. Чудеса, право слово!

– Чудеса, – кивнул Клёст.

Сквозь землю, значит? Откуда явился, туда и вернулся, чёртово семя!

На площади он прикинул, что бы ещё предпринять для розысков. Припомнить бы, о чём фраер говорил... В животе требовательно забурчало: со вчерашнего дня у Миши маковой росинки во рту не было. Зайти в трактир? Нельзя. Пока закажешь, пока сготовят, пока принесут...

Надо спешить!

Лихорадочное возбуждение распирало грудь, грозя пойти горлом. В ушах гремел колокольный набат. Едва Клёст задерживался на одном месте более пары минут, его начинала бить дрожь: мелкая, требовательная. Она понуждала двигаться, кровь из носу что-то делать. Тратить время на обед в трактире?! Проще на базар спуститься – вон он, рядом. Пирожков купить, что ли...