Нюансеры

– Он нам адресок свой оставил. На случай, если номер появится. Вам записать?

– Да, конечно! Буду вам премного благодарен!

Портье зашелестел бумажками на конторке, обмакнул в чернильницу ручку с золотым пером.

– Если вас не затруднит, господин агент, передайте Константину Сергеевичу, что номер для него готов. Ждём его с нетерпением.

– Непременно передам!

Сразу по адресу он не пошёл. Сыскал одёжную мастерскую, заказал чистку пальто. Нельзя в таком виде по городу ходить! Верхняя одежда приличная, а вся в грязи. Нехорошо, подозрительно. В глаза бросается. Никак нельзя так ходить!

– Завтра к полудню будет готово.

– Мне срочно! Чем скорее, тем лучше.

– Быстро, сударь, только кошки родятся.

– У меня при себе нет другого пальто! В чём я домой пойду? Плачу полторы цены.

– Две.

Миша сунул руку под пиджак, сжал рукоять «француза», сунутого за пояс. Хорошо, заранее перепрятал. Оставил бы в пальто, была бы драма. Сжал, отпустил, улыбнулся:

– Ладно, изверг, две.

– Присядьте, подождите.

Ждать пришлось долго. На дворе стемнело, когда Клёст, расплатившись, вышел из мастерской. Оно и хорошо, что сумерки. Меньше подозрений. Побриться бы ещё...

Он хотел зайти в цирюльню – вон, и окна горят! – но лихорадочное возбуждение гнало Мишу вперёд. Он в шаге от цели! Сегодня же избавиться от мерзкого кошмара – и уехать из этого про̀клятого города, поставить крест на последнем деле! Да, последнем! Нечего скалиться из-за плеча, бес!

Посмотрим, чья возьмёт.

Вот эта улица, вот этот дом. Вот эта барышня, и лестница, воняющая кошками, и квартира на четвёртом этаже...

– ...я душевно...

– Извиняюсь, – выдохнул Миша, начиная закипать.

– …по какому, вы сказали, делу к Константину Сергеевичу?

– По торговому.

– А именно?

– Сделку надо утвердить.

– И без Константина Сергеевича никак?

– Никак.

Дверь захлопнулась. «Поговорили!» – злобно подумал Клёст, но тут в квартире ещё раз лязгнуло, и дверь с гостеприимством распахнулась. Из-за спины тётки, закутанной в тёплую шаль, как капустная кочерыжка – в листья, с любопытством выглядывала женщина помоложе. Внешнее сходство криком кричало: дочь.

– Заходите, милости просим! Выпьете с нами чаю, а там, глядишь, и Константин Сергеевич вернутся.

– Его что, нет дома?

– По делам ушёл. Да вы заходите, не стесняйтесь! Он скоро будет.

– Откуда вы знаете, что скоро?

– Так ведь время позднее! В такое время только дома сидеть...

– Благодарю, – Миша церемонно поклонился. – Я лучше завтра приду, с утра. Моё дело до утра терпит. А Константин Сергеевич, небось, усталый вернётся. Отдохнуть захочет, а тут я с торговлей. Спокойной вам ночи...

Спускаясь по лестнице, он слышал, как наверху щёлкают, брякают замкѝ и цепочки. Они щёлкали, а Миша вёл тайный разговор с бесом. В городе ты, бес, никуда не делся, слава богу. Гуляешь? Честных христиан с пути сбиваешь?! Гуляй до поры, а потом в тартарары̀. Хорошо, что тебя дома не оказалось, дружок. Пришлось бы тогда валить и тебя, и старуху-процентщицу, как студент Раскольников в криминальном романе Достоевского, и дочку её, как это сделал раскольник[1] Герасим Чистов, прототип студента, зарубивший топором сразу двоих женщин. Я тебе, чёртово отродье, не Раскольников, и уж точно не Чистов – пережил бы как-нибудь без особых терзаний. Но лишний грех на душу брать не хочу.

Ты, бес – другое дело. За тебя сотню грехов скостят.

Выйдя из парадного, Миша осмотрелся. Прикинул, где скорее всего встанет извозчик, привезший Алексеева; занял позицию в подворотне. С Бассейной точно подъезжать не станет, не рискнёт. Как справедливо, хотя и обидно для городской управы, писали газеты:

«Состояніе Епархіальной улицы, въ особенности части ея, прилегающей къ Бассейной улицѣ, оставляетъ желать много лучшаго. Въ этомъ мѣстѣ заборы установлены у самой мостовой; тротуары отсутствуютъ, а если и кладутъ доски, то такъ небрежно, что прохожимъ грозитъ опасность сломать себѣ ноги. Въ теперешнее дождливое время калоши вязнутъ въ грязи и чтобы не потерять ихъ, приходится ходить по мостовой. И это въ лучшей части города, гдѣ платятъ громадныя деньги за квартиры!»

С наблюдательного пункта в подворотне был виден лишь скромный пятачок, расположенный перед входом в парадное, зато место было освещено фонарем. Авось, не пропустим. Пока выберется из экипажа, пока с ванько̀м расплатится...

Он достал папиросы.

Ничего, Оленька. Ничего, милая. Подожди немного.

Скоро всё закончится.

2

«Не верю!»