Нюргун Боотур Стремительный

Алаатанг! Улаатанг!
Абытай-халахай!
Кровожадные сестры, сюда, сюда!
Пришел ходящий на двух ногах,
Глядящий перед собой,
Человек уранхай-саха...
Молочное дыхание его
До́ сердца проняло нас,
В нос ударил нам
Дух его земляной...
Налетайте, о́боротни, на него,
Раскрывайте пасти свои!
Скоро мы перебрасываться начнем
Толстым жиром его брюшным,
Мясом его
Глотки набьем...

Когда уранхайские молодцы,

Разбухшие телом
От белых яств,
Выросшие на пище мясной,
На густой похлебке тар-юэрэ[327],
Попадали в ловушку к нам,
Падали вниз головой
В матушку огневую Смолу,
Наши ложки кровавые
Сами на пир
Прилетали, стуча-бренча.
Сами прибегали торчмя
Ржавые наши рожны...

Будем толстые кости

Глодать, смоктать,
Тук нутряной
Хватать, глотать!
Стук-бряк, стук-бряк,
Судьба-ворожба! —

А по берегу смоляного потока

Громоздились, словно плавник,
Длинные кости богатырей,
Плыли, шугой шелестя,
Короткие кости богатырей...
Бедренные кости
Погибших шаманов
Подпрыгивали,
Друг о друга стуча;
Черепа погибших шаманов
Подкатывались,
Бубнами грохоча.

Вот на том проклятом

Крутом берегу
Задержался Нюргун Боотур.
Преданный друг его —
Вороной скакун,
Шумно фыркнув
Парой гремучих ноздрей,
Горячо, протяжно заржав,
Человеческим голосом заговорил,
Уранхайской речью сказал.

ВОРОНОЙ КОНЬ