Нюргун Боотур Стремительный

Это добрая весть!
Это, бабка, речь не твоя,
Это сама гласит
Благосклонная Иэйэхсит!
Ну-ка, белые стерхи мои,
Доченьки вы мои,
Ну-ка, резвые сыновья,
Длинноногие журавли!
Подымите старуху скорей,
Унесите отсюда ее,
Чтобы глаз чужой ее не видал,
Чтобы нас чужой не корил.
Видно, впрямь приехал
Гость дорогой!
Постелите сидение для него,
Распахните дверь,
Бегите встречать,
Стремя держать,
Поводья держать!
Лучшие шкуры коней
Под ноги раскиньте ему,
По двору проводите его,
Под руки приведите ко мне,
Приготовьте кубок большой! —

Так вот, голосом звучным своим,

Властно приказывала она,
Седовласая хозяйка-хотун,
Белая, как куропатка зимой,
Знаменитая праматерь племен,
Становито величественная собой,
С гордо поднятой головой…

Девушки и юноши подошли,

Брезгая коснуться рукой,
Поддели на двенадцать лопат
Старуху бедовую Симэхсин;
Вынесли наружу ее,
Выбросили в коровник ее.

Переломилась она пополам…

Нижняя половина ее,
В теленка с намордником оборотясь,
Ускакала вприпрыжку к стаду коров,
Верхняя половина ее,
В пеструю собаку оборотясь,
Тявкая, побежала к реке…
Вдруг возникли среди двора
Беготня, суетня, толчея,
Шум и говор многих людей.
Открыватель дверей
Алтан Хаакыр
Тяжелую дверь
Широко распахнул,
Шкуру конскую
У входа метнул;
Вихрем выбежал
Тэлэбис Баатыр,
Принял поводья коня;
Энгэс Боотур
У стремени стал,
Помогая сойти с коня;
Олос Боотур
Орон устелил
Пестрой шкурой,
Мехом густым.
Шестеро юношей удалых,
Честь оказывая, с поклоном ввели
В просторный родительский дом
Прославленного сына айыы.

Летающий на Мотыльковом коне,

Блистая серебряною броней,
Ярко, словно солнце, лучась,
Ясноглазый Юрюнг Уолан,
Всех уранхайских богатырей
Ростом выше,
Станом стройней,
Вошел под священный кров.

Трижды почтительно поклонясь

Благородной старой чете —
Прародителям тридцати родов,
Трем их темным теням поклонясь,
К орону почетному он подошел
И грузно сел на него.
Не выдержал прочный орон
Тяжести могучего богатыря,
Прогнулся в середке он,
Угрожающе затрещал…

Смутился Юрюнг Уолан,

Застыдился он, что от груза его
Рушится ложе богатырей.
Сидел, приподнявшись, он,
Поддерживая орон
Икрами дюжих ног.

Долго помешивая сперва,

Из семи просторных мешков, —
Взболтав хорошо сперва,
Из восьми больших турсуков —
Слили шумно бродящий кумыс,
Льдинками звенящий кумыс
В кубок для почетных гостей,
В главный кубок о девяти обручах,
Чтобы горло с дороги он освежил,
Чтобы нутро он прополоскал
Играющим потоком живым
Старого, крепкого кумыса.

Девять юношей богатырей,

Девять стройных, тоненьких журавлей
Стали пред гостем в ряд.
Восемь стерхов, блистающих белизной,
Восемь сестер, подойдя чередой,
Почетный кубок внесли,
Подали гостю его.

Поднял он кубок айах —

Огромный, о девяти обручах, —
Опрокинул кубок в горло свое,
Единым духом его осушил,
— Благодарствую! — произнес.

Кубок приняв у гостя из рук,

Говоря: — Благородный гость
Застенчивый, видать, человек,
Только пригубил его,
Только губы свои омочил…

Мы теперь хмельного хлебнем кумыса

!Вдоволь там осталось и нам! —

Юноши и девушки — один за другим —

Так переговариваясь меж собой,
Заглядывали в кубок большой;
Видят — кубок осушен до дна,
Видят — кубок совсем пустой,
Как посудина на кочевье былом,
Высохшая добела.

— Чем насытится этакий лиходей?!

Досуха выпил все! —
Так братья и сестры шептались тайком…
Но Сабыйа Баай Хотун
Услыхала, голос возвысила свой.