Нюрнберг

А потом появился полковник. Наш. «Хочешь домой? Тогда послужи Родине». Он узнал, что во время войны я жила в доме Хельмута. Полковник вообще очень многое знал. Знал, что Хельмут собирает беглых гитлеровцев. Знал, что готовятся диверсии. Знал, что подпольщики хотят напасть на тюрьму, чтобы освободить заключенных. Он мог бы арестовать Хельмута, но не собирался этого делать. Ему нужна была информация. Полковник понимал, что Хельмут – вовсе не главный, за ним кто-то стоит. Он настоял, чтобы я разыскала Хельмута, встретилась с ним, чтобы дала понять, что могут быть новые отношения. Хельмут был очень рад меня увидеть. Я не думала, что он так обрадуется. Он больше не вел себя со мной, как со служанкой. Я даже оказалась в привилегированном положении. У меня своя комната, меня никто не тревожит, никто не может войти ко мне без стука, даже Хельмут. Такое ощущение, что с окончанием войны что-то изменилось в нем самом: он стал обходительнее, внимательнее. Он даже стал вести при мне секретные разговоры. Я что-то разузнавала, сообщала полковнику. Мы очень редко встречаемся; полковник сказал, что это опасно и лучше, если нас вообще никогда не увидят вместе. Если появляются важные сведения, я пишу донесение и оставляю его в руинах, в старом почтовом ящике, а кто-то забирает и передает по назначению. Я должна улыбаться Хельмуту и показывать, что он мне нравится, а тем временем слушать и наблюдать. Но я не умею этого делать, Игорь! Я ненавижу хитрить и притворяться! Если бы я только могла доказать, что не сама сюда приехала!..

Я искала свои документы, обращалась на завод, где работала. Ничего. Потом пыталась найти тетку, писала. Я надеялась, что она сможет подтвердить, что я своя, что я не предательница. Она же единственная, кто у меня остался. Мне отвечали, что никаких сведений о тетке нет. Она исчезла в 1943-м. Может, погибла. Столько людей пропало и затерялось во время войны!.. Я просила полковника помочь, однако ему не до этого.

Однажды я увидела у Хельмута какие-то бумаги. Я сразу поняла, что они очень важные. Это был архив с документами на угнанных в рабство и множество других материалов; люди Хельмута прятали этот архив в горах, неподалеку. Я выкрала несколько листков. Хельмут стал их искать и даже поглядел на меня с подозрением, но я сделала вид, что ничего не знаю. Я решила, что среди бумаг может найтись и досье на меня. Я все передала полковнику. Но в горах был бой, и архив уничтожили. Весь. Дотла…

Теперь полковник перестал мне доверять. Сначала я не могла понять, в чем дело, потом до меня дошло: он считает, что я веду двойную игру, что это я передала Хельмуту известие про Паулюса. Но он ошибается. Я тут ни при чем. Я никогда ничего не рассказывала Хельмуту, хотя он и хотел, чтобы я работала на него, хотел, чтобы я втерлась к тебе в доверие. Мне это было на руку: я могла уходить из его дома и быть с тобой – хоть немного. Но сейчас все изменилось. Хельмут запретил мне встречаться с тобой. У него появился источник среди советских. Я написала донесение полковнику, но никто не забрал его из тайника. Донесение лежит там уже третий день. Я обманула охранника и выбралась из дому; хотела найти полковника, а пришла к тебе.

Она прильнула к груди Волгина и обвила его шею руками. Он сжал ее в объятиях, бережно положил на спину и, наклонившись над ней, стал скользить губами по лицу, плечам, шее, ложбинке между грудей, в полутьме похожих на цветки лотоса.

Она закрыла глаза и, казалось, не дышала.

– Однажды он убьет меня, – вдруг тихо произнесла Лена.

Волгин взял ее голову в ладони и повернул к себе.

– Где ты живешь? Где тебя искать?

– Я не могу сказать. Это тайна. Я обещала не говорить.

– Кому? Хельмуту?

– Полковнику.

– Но мне-то ты можешь сказать!..

– Не могу. Я обещала.

Что-то неуловимо трогательное и детское прозвучало в этих словах и в интонации, с которой они были произнесены.

– А полковник знает? – спросил Волгин.

– Нет. Но ему все равно, – прошептала Лена. – Он ищет не Хельмута, а тех, кто стоит за ним. Он ищет главного. Того, кто все организовывает. Я пытаюсь узнать, кто это. Как только узнаю, моя работа будет закончена. Во всяком случае, я надеюсь на это. Я так хочу домой, Игорь!.. После того как схватят главного, я смогу поехать домой.

Волгин обнял ее и почувствовал, как задрожало в его руках хрупкое девичье тело. Лена прижалась к нему, он ощутил ее дыхание на своей шее.

– Послушай меня, пожалуйста, – прошептала она. – Я пытаюсь рассказать об этом, но полковнику не до того. А ситуация серьезная, – Лена внезапно отстранилась и заглянула в глаза Волгину. – Хельмут прячет девочку. Это немецкая девочка, совсем маленькая. Зовут Эльзи. А с ней женщина. Не мама. Наверное, няня. Девочка называет ее Бригитта.

– Бригитта?

– Да. Хельмут ничего про них не рассказывает, держит взаперти и почти не дает общаться с ними, но я вижу, что он как-то использует их, чтобы выйти на заключенных в нюрнбергской тюрьме.

34. Скромное обаяние нацизма