Нюрнберг

4. Пакет

Огромный холл старинного здания, чудом уцелевшего после бомбежек и артобстрелов, был озарен солнцем. Высоченные старинные потолки, по углам отделанные резным деревом, забранные в чуть вылинявшую от времени материю стены, казалось, хранили память об ушедших эпохах. Сводчатые окна с наклеенными бумажными полосками были запылены; полоски не успели отодрать после войны. Из окон внутрь помещения падали огромные лучи света, играя бликами тусклого паркета.

Холл был полон. Повсюду стояли столы, нескончаемые ряды столов, заполненных бумагами и папками; за столами восседали люди в советской военной форме, а вокруг роились просители.

Просителей было очень много: и молодые, и старые. Женщины с аккуратно собранными в прическу волосами, крепкие парни на костылях или без руки, пожилые дамы с ридикюлями. Кто-то плакал, раскладывая бумаги перед клерками, кто-то жестикулировал и быстро говорил на немецком; в сторонке шумно играли дети, и уставшая секретарша пыталась отыскать их родителей.

За одним из столов сидел Волгин. Он был гладко выбрит и аккуратно подстрижен. Можно было сказать, что теперь, без сажи и копоти на лице, он выглядит даже хорошо, если бы не странное выражение потухших глаз.

Волгин внимательно слушал сидящего напротив старичка, напялившего на нос две пары очков и то и дело поддерживавшего соскальзывающие оправы скрюченными от артрита пальцами. У старичка были реденькие волосы, заискивающая улыбка и повадка бухгалтера.

– Это очень хорошо, что вы такой внимательный молодой человек, – говорил старичок, – вы понимаете немецкий, да?

– Я понимаю, – подтвердил Волгин. – И говорю.

– У вас отличный немецкий, вы в школе учили?

– В институте. Я переводчик по профессии.

– Это очень хорошо. Тогда вы должны мне помочь. Обязательно!

– Я пытаюсь, – сказал Волгин.

– Я полезный сотрудник, мне нужна работа.

Волгин тяжело вздохнул:

– Вам уже сообщили: вопросами трудоустройства занимается биржа труда, а здесь военная комендатура…

– Совершенно правильно! – согласился старичок. – Здесь власть! А биржа труда – это тьфу. Сегодня в Берлине все вопросы решаются в военной комендатуре. Если надо, вы мне скажите, к кому я еще тут могу обратиться…

– Ко мне.

– Я и обращаюсь! Напишите бумагу для биржи труда. Напишите, что я важный сотрудник и они не могут от меня отмахнуться. Вы – власть, они вас услышат!..

Волгин схватил перо и стал писать на листе бумаги.

– Вот и правильно, – оживился старичок, – вы им все, как надо, напишите!

– Идемте, – распорядился Волгин.

Широким шагом он пошел по залу, паркет жалобно поскрипывал под его до блеска надраенными сапогами. Старичок припустил следом, сжимая в руках потрепанный портфель.

– Вы все правильно написали?

Волгин заглянул за перегородку, где трещали пулеметными очередями пишущие машинки. Несколько машинисток немедленно уставились на него, в их глазах вспыхнул интерес.

– Надо напечатать, – сказал Волгин, покрутив в воздухе бумагой.

– Сюда, – позвала хорошенькая машинистка и улыбнулась Волгину ярко-красными, в помаде, губами.

Волгин положил перед ней лист.

– Вы опять со мной вчера не поздоровались, товарищ капитан, – сказала машинистка. – И сегодня тоже.

– Добрый день, – невозмутимо ответил Волгин. – Напечатайте, пожалуйста, в двух экземплярах…

– В двух? – со значением переспросила машинистка и посмотрела на собеседника таким взглядом, что ничего не понимающий по-русски старичок-бухгалтер, закашлявшись, опустил глаза.

Пробегавший мимо военный хлопнул Волгина по плечу:

– Вот ты где! Тебя майор вызывает.

Волгин кивнул и обернулся к машинистке:

– Напечатаете и на подпись. – Он стремительно удалился, пока машинистка не успела ничего прибавить.

– Это будет правильная бумага? – отчаянно завопил ему вслед старичок.

– Правильнее некуда! – перекрикивая дробь пишущих машинок, ответил Волгин и исчез за высокой узкой дверью.

– Разрешите, товарищ майор?..

Хозяин кабинета, майор Бабленков, седоватый, но при этом все еще моложавый и крепкий, стоял у огромного окна и глядел на распахнувшийся перед ним город. Невдалеке на обугленном куполе рейхстага реял красный флаг.

Не оборачиваясь, Бабленков помахал рукой – входи! – и глубоко затянулся «Беломором». В воздухе возник и растаял клуб белого дыма.

– Цацкаемся с ними, кашкой их кормим, – раздраженно выпалил Волгин, продолжая думать про старичка-бухгалтера, – а они что у нас натворили?..

Бабленков такому обороту не удивился.

– Они и у себя натворили, – задумчиво проговорил майор. – Ничего. Все поправится. Только время нужно…

– Я уже не верю, – признался Волгин.

– Ну, это ты зря, капитан.

– У меня после всего того, что случилось, веры в человечество не осталось.

Бабленков усмехнулся и долгим внимательным взглядом посмотрел на Волгина.

– У тебя брат есть? – вдруг спросил Бабленков.

Волгин с тревогой взглянул на майора.

– Так точно. В 1942-м пропал без вести…

Майор подошел к столу и, порывшись в бумагах, извлек пухлый пакет.

– Вот. На твою полевую почту пришло. Нам переслали.