Нюрнбергский процесс глазами психолога

15 мая. Защита Редера. Золотые зубы в Рейхсбанке

Утреннее заседание.

Перед тем как начать собственно рассмотрение дела Редера, потребовалось ликвидировать кое-какие неясности в деле Функа.^[29]

Свидетель Пуль, дававший показания о захваченном СС золоте, подвергся допросу защитника Функа, что дало возможность доказать, что Функ не был информирован о том, что на храпении в Рейхсбанке находились золотые зубные коронки, оправы для очков, обручальные кольца, изъятые у заключенных и снятые с жертв в концентрационных лагерях.

Затем свидетель Томе сообщил, что факт сдачи золота и других ценностей действительно имел место. Томе занимал в банке должность мелкого служащего и с наивным видом описал процесс переплавки зубных коронок. Но его словам, он своими глазами видел этикетки с названиями концентрационных лагерей Освенцим и Люблин, кроме того, Томе рассказал о хранившихся в Рейхсбанке ценностях и допрошенному перед ним свидетелю Пулю, однако при этом подчеркнув, что не верит, что Рейхсбанк способен на нечистые дела. Томе считал, что хранившееся в Рейхсбанке золото обнаружено и изъято СС в ходе боевых действий, например в Варшаве, поскольку обнаруженное в ходе боевых действий золото всегда помещалось на хранение в Рейхсбанк. Пего заместитель, вице-президент Пуль знал об этом, что же касается его самого, то он ни к чему подобному отношения не имел.

Затем Редер начал свою защитительную речь заявлением, что Германия была вынуждена в обход Версальского договора наращивать военную мощь своего флота в связи с угрозой агрессии со стороны Польши. Необходимо было ввести в строй новые военные корабли и вооружить торговые и другие суда.

Тюрьма. Вечер.

Камера Йодля. Йодль не стал уделять внимания началу защитительной речи Редера, поскольку считал его не суть важным. По мнению Йодля, суд не собирался вникать в такие мелочи, как, например, сколько пушек или пулеметов установил на том или ином корабле его владелец. Зато Йодль всячески пытался подчеркнуть, насколько авторитет и мораль военных выше, чем у политиков, за которыми вскрываются все эти грязные махинации с запятнанным кровью золотом. Возможно, конечно, Функу и на самом деле не были известны детали хранения в Рейхсбанке золотых зубов. Тем не менее эта история — наглядный пример поведения нечистых на руку штатских. Естественно, вермахт сдавал все захваченное золото в Рейхсбанк, но в данном случае речь шла о «чистом» золоте, то есть том, которым завладел вермахт в ходе боевых действий, иными словами, о военном трофее. А золото из концлагерей — мерзость и вечный позор гитлеровского руководства.

— В крайнем случае, я могу понять, что можно было так возненавидеть этих людей, что умертвить их. Злоба иногда бывает настолько сильна, что, отправив их на тот свет, человек ничего кроме удовлетворения не испытывает. Но хладнокровно обирать покойников — такого я понять не в состоянии. Мне действительно хотелось бы знать, кто же был инициатором всего этого. Наверняка Гитлер или Гиммлер — кто-нибудь из них.

Покачав головой, Йодль мрачно уставился в пол камеры.

Я вновь поднял вопрос, как можно до сих пор руководствоваться таким понятием, как верность фюреру, естественно, имея в виду Геринга. По мнению Йодля, Геринг по самые уши увяз во всей этой грязи, и ему уже ничего больше не остается, как только попытаться скрыть свою вину за позой верности фюреру.

Камера Фриче. Фриче снова пребывал в отчаянии, заявив мне, что, скорее всего, до конца процесса не выдержит. Каждый новый день оборачивается для него новыми страданиями.

— Что с того, если с Функа сняли часть вины, состоявшей в том, что он знал о хранимом в Рейхсбанке золоте из концлагерей? Зато с Германии никто не снимал вины! Эта цепочка частичной ответственности, протянувшаяся через все правительственные структуры. Нет, больше я просто не в состоянии этого выносить.

Фриче упомянул о том, что ни у одного из обвиняемых не хватило мужества сказать всей правды и назвать суду главного виновника всего этого — Гитлера. Шахт попытался заявить нечто в этом роде, однако перегнул палку, и все перестали ему верить.

Мы коснулись темы расовой политики. Фриче считал, что теперь уже на века всем станет ясно, что расовые предрассудки равноценны замышляемому геноциду. И всякий, кто продолжает им следовать — есть духовный отец нарождающегося геноцида. Я напомнил ему о том, что большинству людей подобные умозаключения недоступны. Фриче никак не мог поверить в то, что до сих пор где-то еще могут существовать люди, способные хоть чуточку усомниться в справедливости его слов. На прощание он пообещал мне, что непременно вставит эту мысль в свою защитительную речь, если, конечно, выдержит до дня своей защиты.

16 мая. Показания Редера

Утреннее заседание.