Ньювейв

Я жил достаточно комфортно, потому что мои предки очень потрудились, чтобы их внуки жили хорошо. Это, в первую очередь, врач-гомеопат Теодор Михайлович Липницкий, знаменитый тем, что написал единственный труд по проблемам этой темы. Он был человек великодушный и практичный, потому был и преуспевающим. Две трети заработка отдавал стране, но зато имел право на частную практику. Революция прошлась по многим веткам московских семей, подравняла их. И, как сказано у Шекспира, если не ошибаюсь, в «Ричарде Втором»: «Правитель должен, как садовник, отсекать старые ветки, чтобы давать пробиться лучшим молодым росткам». И так получилось, что еврейская половина моей семьи получила мощный социальный лифт от этой революции, и дед сполна этим воспользовался и реализовался. Построил дачу на Николиной горе. Особое для Подмосковья место… Я, кстати, принимал участие в создании двухтомника по этому микрокосмосу советского периода с фотоархивами и рассказами старожилов. Но ввернемся к Москве, точнее – к саду «Эрмитаж». Здесь я и ощутил первые признаки стиля и того же битничества. Я видел там стиляг; они приходили к нам домой, поскольку отец после развода вел достаточно вольную жизнь и водил нас с братом с собой: в моднейшие ресторации «Гранд отеля» и «Националя». Дед же, как я уже теперь понимаю, формировал во внуках чувство прекрасного, показывая нам уникальные интерьеры «Арагви» и «Пекина». Грузинская кухня нам нравилась, а вот китайских деликатесов мы панически боялись! Мы видели всю эту публику; она представляла собой «стиль советского шика», который был откровенно несоветский. И, будучи «центровым», я испытал недоумение и ревность, подружившись с Васей Шумовым, который назвал свою группу «Центр». Какой там центр! Шумов до женитьбы на француженке жил в Измайлово…

Настоящее центровое окружение было стильным и элегантным. Вообще, красивые женщины были главенствующей темой в нашей семье, которая определялась не только кино-звездой Татьяной Окуневской, но и моей второй бабушкой, Анной Липницкой, невероятной модницей. Это не только внешний вид, но и соответствующий, элегантный стиль жизни и высокий уровень информированности. Например, не могло такого быть (как это, увы, происходит в наши дни), чтобы кто-то из модной и богемной среды был согласен с генеральной линией партии и правительства. Такие люди не могли бы, по определению, радоваться тому, что «Крым наш». В душе все были диссидентами и это даже не обсуждалось. Все знали, что европейские и общемировые гуманистические ценности – единственное будущее нашей страны. И такое отступление от этой линии в текущем 2014-м году, конечно, огорчило бы в первую очередь моего деда Липницкого. Он, слушая «Голос Америки», всегда говорил отцу: «Дима, если только Советы начнут отпускать евреев, ты сразу же увези отсюда моих внуков. Будущего у этой страны нет». Прогноз, как многие сейчас ощущают, недалек от истины, но все же тогда была оттепель. Так что, семья у нас была явно не рядовая, а впрочем, типичные московские интеллигенты.

В 63-м году у меня появилась пластинка Чаби Чеккера, благодаря двум американским парням, которые учились в нашей школе, где и мы ошивались вместе с Мамоновым. Надо сказать, что рядом с нашей школой стоял (и по сей день стоит) «дом иностранцев», такой желтый, здоровенный домина на Садово-Самотечной. В нём было размещено пару посольств; жили корреспонденты разных западных газет: фирмачей селили кучно, чтобы за ними было удобно наблюдать. И присматривали за всеми входящими. Меня, например, пускали, а если я брал с собой кого-нибудь, то его отсекали у входа во двор. Это было в пятом классе, когда моим соседом по парте оказался Питер Шабад, сын знаменитого журналиста, корреспондента The New York Times, и мне кажется, что весь свой твист я получил в их доме. Старший брат моего «Петьки», Стив, уже тогда отращивал «лохмы». А тогда же посол Индии в СССР Трильоки Кауль, ухаживая одновременно за бабушкой, Окуневской, и мамой, подарил нам с братом Владимиром виниловую пластинку на 45 оборотов. Там было два сингла: All My Loving и And I Love Her. Это было в 1964-м году, зимой, и так началась наша с братом битломания.

М. Б. И ведь, что удивительно, именно в этот период запрос на современную западную музыку был удовлетворен верхами. Муслим Магомаев, Аида Ведищева, Тамара Миансарова и даже Полад Бюль-бюль Оглы – все как-то принимали участие в построении эрзаца твисто-рокенролльной сцены. И если Хрущев недолюбливал все американское, включая твист, то с 64-го начался благословенный для многих брежневский застой.