Ньювейв

Здесь, наверное, надо сказать, что еще до олимпиады сформировалась может даже не эстетика, но такой подход: молодые люди, обладавшие талантами, старались это подчеркивать через одежду. Достаточно яркую, выглядевшую как необычные яркие пятна на общем сером фоне. Сначала была уже упомянутая мрачная эстетика, но в Москве я ее в обилии не наблюдал. Здесь люди выступали больше по прическам, таким «попперским», с челками набок. Но потом уже старались выглядеть, как бы это сказать, не скучно. И такие вот колебания шли все 80-е. Всякие кепки, береты, плащи, пальто, очки – лишь бы не выглядеть как все и держаться определенной личной эстетики, обязательно как-то доделанной или скомбинированной лично. Хотя люди постарше тоже старались внести свою лепту в виде каких-то ярких и клетчатых пиджаков. Фанк-стиль такой. Но чего-то определенного не было как в музыке, так и в моде. Все шло волной, но главными были необычность и романтика. Были отсылы и к чему-то ультрасовременному, как у меня, и к декадентской ретрострогости. Образы, которые созревали на сценах, прямо оттуда шагали на улицу, и наоборот. Особенно в фестивальный период, когда все друг друга хотели чем-то удивить или вдохновить, и когда начались первые московские рок-концерты. Так и тут, начал он меня чаем поить, а я послушал как он играет – прикольно. Говорю: «Слушай, ты так здорово играешь, может, поиграем вместе?» Я взял какой-то злобный аккорд, бау, такой. А он: «Все. Давай играть вместе». Андрей тогда учился в консерватории, кстати, он же познакомил меня с Раскольниковым Борей, который потом стал председателем московского сквота и арт-центра «Третий путь». Сам возился со всякими примочками, компрессорами, оставалось найти басиста и барабанщика. Сказал, что есть у него один парень из Свердловска, который учится в консерватории, Олег Андреев. Он тогда играл в свердловской группе «Трэк» и в «Урфин Джюс». Я попросил показать его фотографию, увидел на ней некое хрупкое существо. Поехали знакомиться. Призжаем в общежитие, а тот просто молчит. Характер такой. Я говорю что хочу записать пластинку. Ноу Хау. Взял гитару и начал дико орать, то есть, петь песни. (смеется) Потом, уже через много лет, я ему говорю: «Олег, почему ты со мной связался?» Он мне этот случай и припомнил.

Там же, в консерватории, был обнаружен Игорь Лень, который потом играл для «Родины» на синтезаторе. Андрей Сучилин по каким-то причинам слился, и осталось нас трое. Да, Игорь еще писал трек к «Олимпиаде-80» для Артемьева. Вот помните эту «Олимпиаду-80», как все бегут… Артемьев так сыграть не мог, потому что требовалась игра вживую, а Игорю это было легко. Но поскольку мы так и не нашли барабанщика, то он был заменен драм-машиной, изъятой у Артемьева. Понабрали мы тогда у знакомых аппаратуры. У Осинского Володи был по тем временам немыслимый синтезатор Yamaha DX-7. Мы подъехали. Я начал петь ему песню про юкагиров: «Посмотрите, люди с земли, – юкогиры костер развели». Он говорит: «Кто такие юкогиры? Не понимаю.»

«Юкагиры – это очень маленький такой народ, их всего 150 человек на планете. На нашей огромной планете Земля всего 150 человек очень гордого народа! Вот это их песня. Это они так пишут, не я. Я всего лишь медиум и их космический парламентер». Короче, убедил, (смеются).

Набрав нужных людей, мы опять, значит, к Сереже Жарикову, по шпалам и трамвайным путям, как в фильмах Гайдая. На этом общем порыве и записались. А группа с записью, по тем временам, была уже готовой поп-группой. К тому же, начались вполне разрешенные рок-концерты, и многие кинулись осваивать новые гитарные рифы, чтоб стать теми самыми парнями с гитарами, но уже электро. Я тоже на какое-то время отложил саксофон и вернулся к гитаре. И вот, был у меня друг, который преподавал бас-гитару в училище в Замоскворечье. Говорит: «Знаешь, ты приходи, посмотри на дураков». Ну и я, конечно же, согласился. Интересно все же. Посмотрел как люди сдают экзамены, потом пошел гулять по помещению и встретил Кинчева. Выходит такой молодец с магнетическим взглядом и начинает что-то там убедительно гнать. Потом ко мне подходит и говорит: «Чего делаем?» Я говорю: «Да вот, песни записываю. Ты кто?» – «Костя Кинчев». Потом как-то пересекались на тех же квартирниках, когда я дописывал свой альбом. Он жил тогда где-то в отдаленных районах Москвы. Жену его симпатичную помню. А потом по телевизору увидел его в шортиках, торс голый. Смешной такой, весь подтянутый.