Ньювейв

Потом Шумову позвонил Стас Намин, сообщил, что хочет открыть клуб, нужны команды и пригласил присоединиться. К Намину пошли Леша Борисов с Иваном Соколовским, Шумов с «Центром» и я с «Коперником», в котором в то время было два клавишника: Паша Хотин из «Звуков My» и Костя Смирнов. Да, была попытка организовать «Гильдию миллионеров», но она долго не продержалась. В театре у Стаса были репетиционные комнаты, мы репетировали, проводили концерты на стадионах, на одном из которых, в Олимпийском, я познакомился со своей будущей женой – француженкой Катрин Рое, приехавшей в СССР с группой контрактников.

В конце 80-х «Николай Коперник» в полном составе уехал во Францию, мы жили там несколько месяцев. Во Франции все ребята перевлюблялись и «Коперник» в результате распался. Мы с Катрин тоже жили во Франции, где в академии «Иркам», в лаборатории Пьера Булеза занимались тем, что записывали живые акустические инструменты и разделяли отдельные звуки на обертона, потом этими обертонами играли ноты. Неожиданно у меня начали покупать картины, которые стали получаться нечеловечески красивые, видимо, за счет гармонии с музыкальным творчеством. В результате я ушел в минималистическую классику, записывая множество композиций, которые, к сожалению, так и нигде не вышли. И сейчас, слушая эти магнитофонные кассеты, я подчас не понимаю как я это сделал…

Мы с Олегом натягивали презервативы на чашки, щелкали этим и делали из извлеченных звуков интересные необычные барабаны. Получалась музыка, напоминающая ранний Aphex Twin. Появлялись и приезжали музыканты: тувинское трио «Озюм», в переводе «ростки», во главе с Откуном Достаем, Вова Синий, Костя Челита. Мы обязательно что-нибудь создавали, творили и тут же записывали невероятные композиции. Сэмплеры звучали шаманскими якутскими бубнами, тувинцы пели под сложный индустриальный бит – очень необычно и впечатляюще.

Мы с Олегом решили сделать тогда новую группу и назвали ее «Ф. И. О.», то есть «Фамилия Имя Отчество». Олег Андреев, красивый, пластичный человек, профессиональный музыкант, прекрасно игравший и смотревшийся со своим безладовым басом на сцене, тоже переключился на синтезаторы. Acid House диктовал моду на плотные жужжащие звуки. Я считаю, что подобная музыка появилась еще тогда, когда мы играли с «Новыми композиторами» на аналоговых машинках, с этими нарезанными, сэмплированными битами. Брайан Ино, когда приехал, услышал эти записи, удивился, заинтересовался нашими наглыми технологиями беспардонного кромсания, загорелся и повез эту идею на Запад. При этом только концертной и клубной музыкой старался не ограничиваться.

М. Б. Да, кстати, а как в кино-то занесло?

Ю. О. Ну как… Как обычно бывает в таких историях, знакомая сказала, что снимается фильм, нужен композитор, и ничего не подходит. Встречаемся с Томашем, режиссером фильма, дружимся. Он показывает свои сюрреалистические индустриальные обрывки, кумекаем, и я ему подбираю саунд. Я начал писать сцену за сценой. Приезжаю на съемочную площадку, Томаш начинает мне объяснять про титаническую битву добра со злом в условиях индустриального сибирского пространства. А в это время снимается сцена, где Томаш пытается добиться от Сидихина настоящего честного и окончательного удара по главному отрицательному персонажу в виде татарина Бекбулатки. Короче, добились того, что Бекбулатку увезли в больницу. А он здоровенный такой бугай, и когда на просмотре этот Булатка вскочил с криком «Полное гавно», Томашу пришлось просто от него убегать, (смеются).

А просмотр был в кинозале гостиницы «Россия», вынесся этот Булатка на улицу, встал на поручни гостиничного парапета и прыгнул вниз. Бух – встал на ноги, как в компьютерных играх, и ушел по трассе в никуда. Такие дополнительные, не вошедшие в картину, кадры. Хотя фильм был достаточно забавный. Абсурдный конечно, но такого абсурда хватало в реальности. А уж если судить по тому, что тогда снималось вообще, то «Дети чугунных богов» выглядел прорывом.