Ниже бездны, выше облаков

А вот здесь-то что обидного? Но я всё равно примирительно сказал:

– Ты тоже моему другу понравилась.

– Тому амбалу, который с тобой пришёл?

– Угу.

Думал, ей приятно будет, да и Косте мог бы задачу упростить, но Оля фыркнула. Это могло означать, что угодно от «ну и пусть, тоже мне новость» до «ну уж нет, твой друг – полный отстой». Но в любом случае – ничего хорошего для Бахметьева. Костян и правда за последний год резко вымахал и раздался вширь, но я всегда считал это плюсом.

– Зря ты. Нормальный он…

Она уставилась так, что пиарить Костю расхотелось.

– Ну ты и придурок.

Оля дёрнулась и ушла. Ну вот из-за чего она психанула? Да, с девчонками в тот вечер у меня определённо не заладилось.

Я вернулся в квартиру. Хотел позвать Бахметьева домой – давно пора было. Но не успел. На кухне началась какая-то заварушка. Наташка Ветрова ругалась с Олей. Или Оля с Ветровой. В общем, они обе друг другу наговорили «комплиментов», а потом ещё и сцепились. «На самом интересном месте» Костик положил конец зрелищу, разочаровав публику. С изяществом слона в известной лавке он вклинился меж ними, по пути опрокинув стол, и развёл бывших подружек.

– Да пусть бы помахались, – возмутился Петюня (тоже из нашего класса), убирая мобильник в карман.

Вот народ пошёл! Целое поколение сам-себе-режиссёров. Недавно тоже был свидетелем: загорелся магазин. Люди оттуда выбежали с воплями. Суета, крики. Стёкла полопались, дым из окон валит. Какая-то женщина, может, в панике, может, что-то ей помешало, но, в общем, осталась внутри. Металась, орала истошно. Здание тут же облепила толпа любопытных. Тётки, мужики, молодёжь, пацанята – все стоят, разинув рты. И ладно бы просто смотрели, а то ведь почти каждый достал телефон и снимал. И у всех на лицах застыло одинаковое выражение: «Ух ты! Вот это кадры! Кому покажу потом – офигеют». Нет, я, конечно, тоже не герой – в огонь за ней не кинулся, тем более там пожарные примчались и без меня прекрасно справились, но, чёрт побери, со стороны это любопытство выглядело мерзко. Так что Петюне я пожелал заткнуться и не отсвечивать.

Только страсти вроде поутихли, как из дальней комнаты, где мы заперли Самусевича, раздался оглушительный вопль. Открываем дверь – на кровати раскинулся Вадик, причём без чувств, без штанов и с окровавленной башкой. Рядом с ним сидит девчонка и ревёт. Мы и сами обомлели. Не успели опомниться, как в дверь, во входную, отчаянно заколотили. Доблестная полиция приехала на вызов – соседи подсуетились, мол, шумно чересчур. И завертелось… Нас всех упаковали и закрыли в «аквариум». Кроме Вадика, того – в больницу.

Примчался Грин. Рвал и метал и был страшнее любого полицейского. Вызвали родителей. Через час всех разобрали. Остался я один, потому что дал им телефон матери, а она могла вообще не ответить или же отправить по конкретному адресу. Но не бабкин же телефон было давать, она и так чуть что – сразу за капли. Тем более утром меня всё равно отпустили.

С преспокойной совестью я наплёл бабке, что заночевал у Костика, а поскольку такое случалось не раз, она поверила и успокоилась. Однако напрасно я думал, что всё обошлось. Грин допросил «участников» мероприятия. И в итоге виноват во всём оказался я – ведь это же я запер его паршивого сынка. Костя не в счёт – он не из нашей школы. Меня же затаскали по всяким учительским сходкам. Звали и мать поприсутствовать, класснуха даже лично домой к нам ездила – не в курсе была, что я к бабке перебрался. Мать, по своему обыкновению, её послала. Класснуха – хватило же ума – объявила это прямо на уроке. Подтекст я уловил прекрасно – ей хотелось, чтобы мне стало стыдно. Но стыд – это не про меня. Такое же лишнее, бесполезное чувство, как и страх. Допустим, лажанулся ты. Ну и зачем себя изводить? После драки кулаками, сами знаете… А наперёд – так и вовсе бессмысленно. Живи, не напрягайся, что было – то было, что будет – то будет. Головой только думай. Я вот все эти ненужные эмоции, которые мешают нормальному самочувствию, вообще вытравил. Приучил себя не реагировать, и так намного комфортнее, между прочим, живётся.

Короче, обманулась педагогиня в расчётах. Более того, пока она рассказывала, я представил себе весёленькую картинку – заплёванная лестница, облупленная дверь, мать, вся расхристанная, пьяная или с похмелья. Ей охота или пить, или спать. А тут пришла эта цаца – сомневаюсь, что мать её хотя бы вспомнила – и грузит всякой дребеденью, а то и нотации читает. Плюс, все недоброжелательные посылы в мою сторону мать без разбору воспринимает резко в штыки. Так что можно представить, какой бранью она разразилась и как вытянулось лицо у нашей чопорной класснухи.

И я засмеялся. Не назло, как потом возмущалась она. Мне действительно стало смешно.