Нижний горизонт

В гараже знали, что Петрович жизнь провел на колесах. Начинал учеником слесаря в подвижной военной ремгруппе. На фронте же сел за баранку, возил снаряды, цветной лом, продукты — что дадут. Под осколок не угодил, но боевые награды имеет самые настоящие, кто на вечер фронтовиков ходил, рассказывал. После войны Петрович с баранкой не расстался, но всей стране ездил, разруху помогал ликвидировать. Однако осел на Севере. Север большой, стройки на нем от Мурманска до Магадана разбросаны, — вот в этом направлении он и двигался. Лес возил, потом трубы, кирпич, станки для комбинатов, и ГЭС строить пришлось. Кто с Вилюя, помнят его: своим умом, без диплома до завгара дошел. Такой человек работу знает до винтика, потому подскажет не через губу, а по-человечески.

Коляй так и не понял, зачем его вызывали. Только когда уже взялся за ручку дверей, Петрович поднял глаза от бумаг:

— А обгоняющих надо пропускать. Люди специально из Магадана ехали по охране окружающей среды. Да и по другому важному делу торопиться можно…

Начальники, они ими и останутся, — нажаловались все-таки.

* * *

Коляй сидел на стуле и смотрел на будильник. Он смотрел на циферблат и видел сразу весь день: утром столовая, в обед тоже и вечером, а в перерывах он сидит на стуле или лежит на кровати. Так было и зимой, и весной, и сейчас, и вообще все выходные. Не было клуба — хотелось на танцы, а построили — охота пропала одному стенку подпирать.

Он стал крутить транзистор, бросил. Потом, словно нечаянно, уже в который раз подошел к зеркалу. Старые мысли ползли в голову: почему он таким уродился? В природе существует равновесие, понятно, не всем рождаться красавцами. Но почему именно он до самого конца жизни должен иметь скулы лопатой и нос, похожий на кукиш?

Коляй лежал на кровати, и в комнате стояла такая тишина, что было слышно, как где-то далеко хриплый голос кричал: «Пусти, я не пьяный! Открой!» Он отвернулся к стене, начал насвистывать и попробовал даже весело запеть. Но ничего не получалось. Коляю вдруг сильно захотелось на перевал Лачканах. Вчера на самой вершине он вылез из кабины и посмотрел вниз, — машины здесь ходили редко и стоять можно долго. Под ногами лежали сопки, вершины их уже покрыл снег, кругом необычайная красота и простор, как в небе. Коляй не выдержал и крикнул, голос оборвался, словно потонул в вате. Ему показалось скучным стоять в голых камнях — эха и того нету, и он поехал быстрее вниз, где в темном распадке росли деревья. А сейчас хотелось снова вернуться туда, хоть на минуту почувствовать себя на большой высоте, а потом разогнать машину и ухнуть с самого крутого прижима…

Комната находилась на первом этаже, поэтому Коляй увидел, как на бетонное крыльцо поднялся человек в солдатской ушанке, и обрадовался — все не одному сидеть. Это был Романтик.

Не спеша Романтик умылся в ванной — всегда он обтирался водой до пояса — и вышел с вафельным полотенцем на шее.

— А я одного хочу, — сказал он, — чтобы в сутках было двадцать пять часов.

Разговаривать с Романтиком было делом никчемушным и скучным: все ему ясно, обо всем он читал в книжках. Оживал он, лишь когда его спрашивали о смысле человеческой жизни. Коляй соскучился один, поэтому, подумав, спросил:

— Куда такую прорву… ну, я насчет человечества, предназначения эпохи и вообще…

— Мы живем в исключительный период! — охотно отозвался Романтик. — Ты подумай, разве было в истории другое время, так насыщенное героизмом и событиями? Сплошные революции и полеты человека в космос! Потомки нам завидовать будут!

— Что тебе космос, — сказал Коляй. — Ты крутишь баранку, и крути…

— А как же! И мы причастны к мировым проблемам! — увлеченно продолжал Романтик. — Ведь ради нас они и возникают! А мы строим ГЭС наперекор трудностям… — Тут Романтик посерьезнел: — Каждый человек должен совершить в жизни хотя бы два подвига. Один для себя, второй для общества. Первый, допустим, я уже совершил — материальное благосостояние и сейчас многое значит. А вот второй…

Коляй уже слышал от Романтика, что тот самовольно уехал от отца профессора и матери народной артистки, которые слезно умоляли его не лететь на Север. Он даже не пишет им, чтобы снова не выслушивать предложений забрать трехкомнатную квартиру в Ленинграде и машину.

Коляй спросил:

— Что у тебя на руке, слово «зло»?

Романтик съел к этому времени ровно полбанки «Завтрака туриста», спрятал ложку и хлеб в тумбочку, попил воды из-под крана и ответил:

— Родители меня избаловали, вот я и попал под влияние улицы.

Коляй это спросил от нечего делать. Знал, что «зло» означает «за все легавым отомщу». У него самого такая на плече вытатуирована, рядом с буквами «слон» — «с малых лет одни несчастья». Им с Васькой-якутом лет по пятнадцать было, когда старатель наколол. Дурью маялись, отдали взамен болотные сапоги, что Ваське от отца остались — новые, литые, теперь таких не делают. У Романтика татуировка совсем поголубела, будто кололи ее в глубоком детстве.