Низина

Бегая вниз и вверх по лестнице дома в Толлиганге, Бела заметила по бокам перил небольшие металлические кольца — такие черные чугунные петельки. Дипа как раз ползала на коленках с мокрой тряпкой — мыла лестницу.

— А что это такое? — спросила Бела и показала пальцем на одно из колец.

— Это чтобы она никуда не выходила, когда меня нет.

— Кто?

— Твоя бабушка.

— И как же этим пользоваться?

— Я вешаю сюда цепочку.

— И зачем ты делаешь это?

— Ведь она может потеряться.

Как и бабушка, Бела не могла выйти из дома самостоятельно. Ей даже не разрешалось передвигаться свободно внутри дома — одной спуститься во двор или подняться на крышу.

Она не могла пойти поиграть с детьми на улице или взять себе на кухне что-нибудь поесть. Даже если хотела просто попить, воду нужно было попросить.

А вот в Род-Айленде после третьего класса мама отпускала Белу одну в студенческий городок. Ну, не совсем одну, а с Элис — ее ровесницей из их дома. Просто им велели не выходить за территорию университетского городка. Но университетский городок такой большой — целый огромный мир для Белы. Две маленькие девочки могли вполне там заблудиться.

Они играли, бегали, прятались, без конца шмыгали в библиотеку, где работала мама Элис.

Девочки заскакивали к ней, сидели в пустых библиотечных кабинках, жевали бутерброды, которыми угощала мама Элис. Пили воду из фонтанчика в здании и прятались среди книжных полок.

А потом опять убегали на улицу. В ботанический уголок, к своей любимой беседке рядом с оранжереей и цветником, над которым вечно кружили и порхали бабочки. В дождливые дни они играли в студенческом клубе.

Бела очень гордилась своей самостоятельностью, гордилась тем, что за ней никто не надзирает, никто не ведет ее домой. Они с Элис просто должны были прислушиваться и, когда на часах в университетском дворе пробьет половина пятого, бежать домой.

Об этих вещах она никогда не говорила папе — чтобы он не расстраивался. Ее походы в университетский городок оставались секретом. Бела с мамой держали в секрете от папы тот факт, что они провели это время не вместе. Бела дарила матери свободные часы — не хотела потерять с ней последнюю связь.

Теперь Бела была уже достаточно большая, чтобы просыпаться сама, есть зерновую кашу, самостоятельно заправляя ее молоком. Она сама ходила до остановки школьного автобуса. Папа уходил раньше. А мама спала после своих ночных научных бдений.

Никто не стоял у Белы над душой, когда она завтракала, потом ставила пустую мисочку из-под каши в раковину и заливала ее водой из крана. А после школы, если матери не было дома, она доставала ключ, оставленный папой в скворечнике, и заходила в дом.

Каждое утро она поднималась наверх и просто стучалась в дверь родительской спальни — давала маме знать, что уходит. Она не хотела ее беспокоить, но все же надеялась: та ее слышит.

Однажды утром ей понадобился листок, чтобы заложить две страницы в книге. Она зашла в кабинет матери, предполагая, что там никого нет. Мать спала на диване, спиной к двери, одна рука закинута за голову. Так Бела поняла: комната, которую мать называла своим кабинетом, служила ей также и спальней. А папа, оказывается, ночует в другой спальне один.

— Сколько тебе лет на той фотографии? — спросила она как-то раз у отца, когда они проснулись утром и лежали на постели под москитной сеткой.

— На какой фотографии?

— Ну, на той, в бабушкиной комнате, где мы едим. Рядом с фотографией дедушки. Бабушка все смотрит на нее.

Отец закрыл глаза и ответил:

— На той фотографии мой брат.

— У тебя есть брат?

— Был. Он умер.

— Когда?

— Еще до твоего рождения.

— А почему он умер?

— Болел.

— Чем?

— Какой-то неизлечимой инфекцией.

— Он был моим дядей?

— Да, Бела.

— А ты вспоминаешь о нем?

Он повернул к ней лицо, погладил ее по голове.

— Конечно. Он был частью меня. Мы вместе выросли.

— Скучаешь по нему?

— Да, скучаю.

— А бабушка говорит, что это ты на той фотографии.

— Бабушка стала старенькая, Бела, путает некоторые вещи иногда.

Субхаш начал брать Белу с собой в город. Они пешком шли до мечети на углу, а там садились в такси или коляску рикши. А иногда шли до трамвайного депо и на конечной остановке забирались в трамвай. Бела ждала, сидя в коридоре на стульчике с книжкой комиксов в руках, пока он встречался с коллегами.

Он водил ее обедать в китайские ресторанчики и в магазины бижутерии, покупал ей там браслеты, заколки, ленты. В магазинчиках канцтоваров она выбирала себе красивые тетрадки, альбомы для рисования и прозрачные ластики с приятным фруктовым запахом.

Отец водил ее в зоопарк смотреть на белых тигров, мирно дремлющих на камнях. На людных тротуарах он останавливался перед нищими и бросал им в плошку несколько монеток.

Однажды они зашли в магазин одежды, чтобы купить сари для бабушки и Дипы. Бабушке купили несколько белых, а Дипе цветных. На манекенах в витрине сари были еще красивее — шелковые, дорогие.

— Может, купим такое сари маме? — спросила Бела.

— Да она же не носит их.

— Но могла бы.

Продавец бросился показывать им такое сари, но отец, покачав головой, сказал:

— Мы найдем маме в подарок что-нибудь другое.