Время идет.
Чья-то рука сжимает мне плечо, и, потрясенная человеческим прикосновением, я отрываюсь от групповой оргии с блондиночками из этого бара. Поворачиваюсь и обнаруживаю Лайама Флинна, старшего брата Сина, его широченная улыбка почти касается бровей. Сто лет его не видела. Он отлично выглядит – узкий черный пуловер под дорогим на вид костюмом. Свет подчеркивает черты его лица, акцентируя высокие скулы и широкий боксерский нос, заостряющий внимание на ясных темных глазах.
– Я подумал, это наша замечательная Милли!
Он целует меня в щеку. У него пьяное и сексуальное дыхание.
– Пикантное свидание? – спрашивает он, с отеческой нежностью вытирая случайную дождевую капельку с моего носа.
– Не, явилась попытать счастья с кем-нибудь из этих коров.
Я показываю на шлюховатых блондинок, вытаращившихся на Лайама, на мордашках у них запечатлелось: «непременно трахнуть».
Его улыбка расширяется еще на пару дюймов.
– Не трать время, – советует он мне низким шепотом, словно посвящая меня в некую темную тайну. Он с уничтожающим видом озирается, затем снова склоняет ко мне голову: – Это трансики.
– Чего?
– Понимаешь, трансики, трансы.
– Не догоняю, – отвечаю я, тоже переходя на шепот.
– Трансвеститы.
Я хохочу, и одна из шлюшек недобро на меня косится. У ее подруги сексуальное лицо – большие губы, скулы, голодные глаза, но Лайам прав. Трицепсы у нее слишком выступают. Допускаю, она не парень, но недалека от этого.
Я иду и занимаю столик вместе с Лайамом и его приятелями, которыми оказываются те громилы, кого я засекла как только вошла. Двое из них раньше работали в «Креме». Хорошие ребята. Второй, у меня возникает порыв невзлюбить его – большая, тупая стероидная башка, дурацкий шнобель и морда с полопавшимися капиллярами.
Лайам поднимает руку, и к нам подскакивает официантка с черными матовыми завитушками и менструирующим животом.
– Еще раз то же самое, любовь моя, и один стакан для дамы, – говорит он, показывая на артиллерию пустых бутылок из-под шампанского.
– Спасибо, Лайам, – перебиваю его я. – Только можно мне взамен бутылку «Стеллы»?
– Все, что пожелаешь, дитенок.
Он кивком отправляет официантку за заказом и закуривает сигарету.
– Черта с два просечешь, что она студентка, а?
– Вот почему ты называешь ее «любовь», ветреный ты наш?
– Не ее! Тебя!
– Не гони! – фыркаю я. – Должен знать, что у меня аллергия на дешевое шампанское, Лайам. Обжигает мой царственный пищевод, и он аж краснеет.
– Ну ты, леди Пенелопа! Что значит – дешевое? Это ж ниибацца «Most», а что по твоему?
– Останусь при прежнем мнении, дорогуша.
– Пиздатое бухло, хорош!
– Ну да, только не совсем «Кристалл», разве не так? Лайам скалится и делает вид, что дает мне пощечину.
Круглоголовый нехорошо косится на меня, отчего меня передергивает.
Мне нравится Лайам. Сложно поверить, что он брат Сину. И даже не в плане телосложения – Лайам наполовину цветной, низкий и коренастый, Син – белый, высокий и стройный – но еще и в плане того, какие они люди.
Лайам – джентльмен и, по-своему, не лишен моральных принципов. Он отличный отец маленькому Тони, и редко можно наблюдать, чтобы он рисовался своими деньгами или властью. На самом деле, большинство людей не имеют даже представления о том, какой из себя Лайам Финн. Просто имя, имеющее собственную мифологию, глубоко укорененное в местный фольклор, наряду с Кевином Киганом и Полом Маккартни. Син, напротив, представляет собой создавшую самого себя скауз-звезду местного розлива, каковая посещает больше церемоний открытия баров/клубов/ресторанов, чем Тара Палмер на хуй Томкинсон. И не складывается впечатления, что его образ жизни есть нечто заработанное собственными стараниями и талантами. Это было дано ему. Когда Лайам отправился на пятилетнюю отсидку, доверить присмотр за своим бизнесом он мог одному Сину – впечатляющий набор соляриев, кафе и сдаваемой в аренду недвижимости – теплое и денежное местечко для восемнадцатилетнего мальчика.
У бедняги Лайама не было выбора. Его подельники сели вместе с ним, а у него оставались жена и ребенок, которых надо было кормить. Возможно Син поддержал функционирование всей империи, но его шустрые выходки нанесли оной неизмеримый ущерб. Фамильное имя, некогда уважавшееся в блатном мире нашего города, сегодня стало не более, чем карикатурой типа «Как быть гангстером» – и Лайам хорошо знает это.
Стероидный мудозвон подзывает двух шлюховатых блондинок и предлагает им стакан шампанского. У обеих одинаковые помятые смуглые сиськи и кисти рук, про которые кажется, что в фастфуд-магазине их макали в глубокую сковородку. Они патетично польщены, что их пригласили за столик. Брось, они же страхолюдные. Кожа вокруг глаз потрескавшаяся, истонченная и измазана дешевой синей тушью. Когда до этого я вошла в бар в промокших джинсах и с грязным лицом, они взглянули на меня, как на бомжиху.
Теперь я сижу здесь, в качестве гостьи Лайама, и они сверкают белозубыми улыбками и фразочками: «Ну не симпатяшка ли. Девушка, а вы случаем.не модель – вы такая хорошенькая, елки!» Блядешки.