Наконец он возникает снова, и, как только его машина отъезжает, она раздвигает шторы и занимает прежнюю диспозицию у окна. Я украдкой подбираюсь ближе, чтобы лучше ее рассмотреть. Ей под тридцатник, у нее каштановые волосы до плеч и костлявое, но очень приятное лицо. Дождь стих, на улицах нет ни жизни, ни движения. Воздух влажный и распухший в своей неподвижности. Я резко вдыхаю и перехожу улицу.
Ржавая ограда отделяет ее дом от мостовой. На остриях прутьев нацеплены презервативы, а дверь украшает слово БЛЯДИНА, намалеванное зеленой краской. Я шагаю к ней. Три звонка. Только у одного из них написано имя. Сабрина. Я нажимаю его.
– Нда?
– Это вы стояли у окна?
Грубый солфордский акцент грохочет, сталкивая меня на нижнюю ступеньку.
– Сама-то кем будешь!
– Меня зовут Сара. Можно войти?
– Те че надо?
– Я лесбиянка, – отвечаю я, презирая само звучание этого словечка. – Одна из девчонок на Хоуп-стрит мне сказала, вы меня обслужите.
– Да шла б ты в жопу? Кто те такое спизднул?
– Как ее звали не помню. У нее такой жуткий шрам на лице и…
– В каком-таком смысле «обслужите»?
– Смотрите, здесь льет как из ведра. Я не собираюсь стоять тут и на хуй позориться. Я ошиблась. Извините. Спокойной ночи.
Я немного медлю, сверля глазами звонок, секунды тишины отсчитываются клацаньем моих зубов.
– Давай-давай, ты меня задерживаешь.
Следует еще одна пауза, на сей раз прерываемая пробным вздохом. Затем звонок напоминает мне, чтоб я уходила.
Я закрываю за собой парадную дверь, и меня выносит в плотный густой туман. Сплошная густота и напряженность темноты вгоняют меня в панику, но в конце коридора вскоре мигает огонек света. Тот же самый голос, но теперь смягчившийся, зовет:
– Стой, э-тыы!
Дверь выталкивает меня прямо в кухню, она крохотная, промозглая и наводящая тоску. Вдоль грязного линолеумного пола выстроились миски с кошачьим кормом, но никаких признаков кота. Глупо сконструированный свод отделяет кухню от тесной комнаты, я обнаруживаю ее, сидящую на маленькой кушетке; она закинула голые ноги одна на другую и скрестила руки. Она не просто объект для ебли, она сексуальная. В комнате пахнет так же как в кухне – сигаретами и кошачьей едой. Не могу оторвать взгляд от ее лица. Оно у нее бледно-коричневато-желтоватое, с глубоко посаженными мутными голубыми глазами. Она часто мигает. Когда ее глаза впервые останавливаются на мне, ее удивление – ее приятное удивление – очевидно. Она ожидала увидеть лебиянку-корову.
– Ну присаживайся, – наконец произносит она. – Меня зовут Сабрина.
Ссс-эбб-ррр-иии-ноо.
Я сажусь на расшатанный стул напротив нее.
– Сара, – сообщаю я ей.
– Подумала, ты из мусарни.
Шуточка похабная и плоская, но я пропускаю ее мимо ушей.
– Первый раз?
– Чего – с женщиной или с … когда надо платить за секс?
– И то и то, я так полагаю.
– Нет. На обоих фронтах. Не то, что это у меня привычка такая, ты понимаешь? Я просто…
– Слушай, не надо мне ничего объяснять, моя профессия не предполагает вынесение суждений, так?
Она окидывает меня своими выгоревше-голубыми глазками, раздумывая над вопросом цены.
– Скажу тебе одну веешь, Сарр-ой. Я маленько охренела, когда ты вошла.
– А ты типа рассчитывала лицезреть девку-промсосиску. Она хмыкает.
– Ну и? Я что, твоя первая женщина?
– Нет. Не говори ерунды. Почему-то я не уверена.
Она распрямляет руки, потом складывает их обратно.
– Тебе скока лет?
– Двадцать один, – вру я. – Сигаретки не найдется?
Она вытягивает руку, тянет руку к боку кушетки и бросает мне пачку «Лэмберт энд Батлер». Зажигалка внутри. Я вынимаю сигарету и трясу зажигалку, чтоб заработала. Глубоко затягиваюсь, удерживая дым в легких, будто это трава. Сейчас мне до странности легко. Чувствую, что управляю ситуацией.
– У тебя это не совсем укладывается в голову, не так ли? Она-качает головой с жесткими волосами. Я выдыхаю
густую струю дыма в потолок, весь покрытый никотиновыми пятнами и паутиной.
– Как уже сказала, моя профессия не предполагает вынесение суждений – но ты, ты-то же в состоянии склеить любую девчонку, какую захочешь.
Она бросает на меня нервный, нерешительный взгляд. Я пожимаю плечами.
– Откуда ты знаешь, что у меня нету девушки? Я игриво приподнимаю бровь.
– Пятнадцать лет работы на улице, золотко. Спорим, у тебя парень?
Приподнимаю вторую бровь и качаю головой.
– Я наблюдала за тобой с улицы, – мой голос переходит в шепот. – У тебя необыкновенное лицо. Сногсшибательное. Откуда – ты понимаешь? Откуда ты родом?
Она опять распрямляет и складывает руки, трясущейся рукой проводит по волосам. Она покраснела!
– Мама из Исландии. Я родилась в Рейкьявике. А папа, он из Манчестера. Выросла в Солфорде.
– Ты красивая.
– Спасибо, – она сглатывает и отводит взгляд в сторону.