Низвержение Зверя

Но дождался он только «второго звонка» (если за первый считать отъезд американского посла, а за третий – начало вторжения большевистских армий, когда поднимется занавес и на сцене, то есть поле боя, появится краснознаменный ансамбль песни и пляски, который уже вусмерть уплясал Третий Рейх и множество его сателлитов). И этим «вторым звонком» стал визит монаха из ордена иезуитов, представившегося братом Феликсом. Сей достойный слуга Господа появился у врат виллы Пасо де Мейрас перед самым полуднем и сразу же показал привратнику особые (для посвященных) четки. Это был знак, что предъявитель сего исполняет непосредственное поручение его Святейшества. Привратник со всеми предосторожностями направил посетителя к секретарю диктатора, а уже тот, предварительно доложив, отвел того к самому Франсиско Франко.

И вот уже служитель Всесильного Господа стоит перед лицом каудильо, который тоже думает, что всесилен, но на самом деле является не более чем игрушкой высших сил. Убедившись, что перед ним именно тот, кто ему и нужен, иезуит сует руку за отворот сутаны – и Франко вдруг на мгновение представляет, что там, по новому русскому обычаю, в плечевой кобуре спрятан большой автоматический пистолет. Если папа и в самом деле продался большевикам, то сейчас треснет выстрел, после чего подтвердится истина, что «нет человека – нет проблемы»…

Но вместо пистолета на свет божий появляется нечто вроде кожаного портсигара. Посланец Его Святейшества раздергивает новомодное американское изобретение «молнию» и извлекает наружу цилиндрический футляр – как раз такой, в каких хранят дорогие штучные гаванские сигары.

– Ваше высокопревосходительство, у меня к вам конфиденциальное послание от Его Святейшества, – заявляет при этом иезуит.

Секретарь колеблется: кинуться к иезуиту в подобострастном порыве, чтобы зачитать письмо Наместника Святого Петра к всесильному диктатору, или скромно остаться в сторонке, ибо на слово «конфиденциальное» сделан особый нажим. Наконец он принимает решение, тихонечко подходит к брату Феликсу, берет у того футляр и относит каудильо. При этом Франко успевает заметить, что остальные отделения внутри «портсигара» уже пусты. Остальные послания (а первоначально, несомненно, «портсигар» был полон) уже нашли своих адресатов. И только это, предназначенное ему, оказалось последним. Несомненно, это имеет какое-то значение… но вот какое?

Пальцы сами откручивают колпачок. Будь сейчас времена Цезаря Борджиа – и можно было бы ожидать чего угодно, к первую очередь отравленного заусенца на колпачке… но Пий Двенадцатый до такого не опустится. И точно. Развернув послание предательски дрожащими руками, каудильо увидел, что оно означает его смертный приговор, анафему, вечное проклятие… и в то же время надежду на спасение души.

Брат Феликс, с каменным лицом, глядя куда-то сквозь каудильо, произнес:

– Его Святейшество крайне недоволен тем, что вы, милейший дон Франсиско, бездарно тратите свое время, не пытаясь найти пути примирения с господином Сталиным. Даже если мир невозможен, вы всегда можете капитулировать, после чего удалиться в монастырь, где вам надлежит провести остаток дней в посте и молитве, умоляя Господа простить ваши прегрешения. На размышление вам дается неделя времени, после чего наша Святая Матерь Церковь откажет вам в своей поддержке, а большевистские армии перейдут границу в Пиренеях на всем ее протяжении. И не пытайтесь меня задержать. Если завтра в полдень в Ла-Корунье я не сяду на специально зафрахтованный корабль, то локдаун в Испании начнется немедленно, а уже послезавтра русские армии двинутся вглубь вашей территории. На самом деле у них все готово, просто русский вождь господин Сталин желает обойтись без жертв с обеих сторон.

– Постойте, брат Феликс… – хрипло произнес Франко в сторону уже развернувшегося на выход иезуита, – я хочу задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени…

Иезуит остановился и медленно развернулся. Его глаза холодно смотрели на каудильо. При этом Франко абсолютно отчетливо осознал, что тот ожидал от него именно такой реакции.

– Слушаю вас, – произнес посланец Папы, – и обещаю, что если дам ответы на ваши вопросы, то они будут правдивыми. А если не дам, то не обессудьте.

Франко, у которого из-под ног только что выдернули последнюю моральную опору, судорожно кивнул. Все что он делал, было во имя католической церкви и традиционных ценностей, как их понимал испанский правящий класс… но в решающий момент эта церковь вдруг оказалась не на его стороне, а на стороне его врагов.

– Скажите, вы лично видели Его Святейшество? – спросил он.

– Да, – кивнул иезуит, – после выполнения одного ответственного поручения нашей Святой Матери Церкви я удостоился Его личной похвалы. Большего я вам, к счастью, сказать не могу.

– А почему к счастью? – почти машинально спросил Франко.

– А потому, что тот, кто много хвастается своими успехами, рискует впасть в грехи тщеславия и гордыни, – ответил иезуит.