Низвержение Зверя

Уже потом, когда мы с сыном в молчаливой сосредоточенности торопливо напяливали на себя форму храмовников, я анализировала свои впечатления. Этот майор Пит выглядел смертельно опасным, как заточенный до бритвенной остроты нож, и в то же время очень надежным. Я могла лишь догадываться, на чьей стороне воюют он и его солдаты… однако при этом все они совсем не выглядели русскими. Если бы я могла хотя бы вообразить, кто они такие на самом деле, то, наверное, с визгом убежала бы от них подальше. Но передо мной были НЕМЦЫ, и это внушало доверие. И дело даже не в нижнегерманском акценте (хотя он для этих людей был явно родным), а в том, как эти люди двигались, разговаривали и даже дышали. От них исходило спокойное и уверенное осознание своей правоты. Той правоты, что граничит с ПРАВЕДНОСТЬЮ. Воюя против Гитлера, они ощущали себя по правильную сторону линии, отделяющей добро от зла. Что же касается меня, то, конечно, я не собиралась покорно ждать смерти, и уж тем более была готова на все, чтобы спасти жизнь своему сыну. Поэтому я много не размышляла, а собиралась с такой скоростью, будто от этого зависит вся моя дальнейшая жизнь. Впрочем, так оно, наверное, и было.

Ровно через четверть часа мы с Манфредом, одетые как солдаты храмовников, вышли из дома и заперли за собой дверь. С собой мы взяли лишь по небольшому саквояжу с милыми сердцу вещами. Все остальное я оставила в этом доме без малейших сожалений. Прошлое оставалось позади… Правда, каким будет наше будущее, еще неизвестно. Но главное – мы спасены! И я смогу вновь увидеть своего мужа… Эта надежда была подобна яркому свету, который вдруг засиял передо мной, вынырнувшей из пучин черного отчаяния и смертной тоски.

Манфред был молчалив. Он всегда-то был немногословен, мой мальчик, но я знала, как нежно он привязан к отцу. Он хотел походить на него, быть таким же умным и отважным… но все то, что происходило в последнее время, делало его все более замкнутым, и я никак не могла расшевелить его, поскольку и сама находилась в леденящих объятиях всеобщего кошмара. И вот теперь мой пятнадцатилетний сын, прижимаясь ко мне плечом, задумчиво смотрит на тьму за окном, и я отчетливо ощущаю, как и его тоже постепенно отпускают тревога и страх… Я украдкой смотрю на туманное отражение его еще совсем детского лица в оконном стекле – и нежность захлестывает меня так, что на глаза выступают слезы… Неужели все будет хорошо? О, это чувство пьянит, но нельзя давать ему волю прежде времени… И я, чуть шевеля губами, принимаюсь молиться – пожалуй, впервые за долгое время чувствуя, как долгожданная благодать Божья разливается в моем сердце теплой животворящей волной…

В кромешной тьме, чуть светя фарами через узкие щели, наши машины проехали через Ульм. На южном выезде из города пост фельджандармерии даже не пытался остановить принадлежащую храмовникам машину – и, миновав его, мы на полной скорости помчались на юг, в сторону швейцарской границы. Дорогой я пыталась разговорить майора Пита, желая понять, куда мы едем. Мне почему-то представлялось, что мой муж сумел бежать из русского плена (хотя непонятно, как такое могло случиться) и теперь скрывается где-нибудь в Швейцарии. Но командир моих спасителей был крайне немногословен. Он лишь повторял, что я все узнаю уже на месте от собственного мужа. Я подумала, что майор имеет какое-то отношение к тем немецким офицерам, поклонникам моего мужа, которые не приняли сердцем нового «арийского бога» и теперь ведут против Гитлера свою, отдельную от русских, войну. Опираясь, например, на содействие Святого Престола. Не зря же они направляются не к линии фронта, который от нас близок (что на запад, что на восток не более двухсот километров), а к границе Швейцарии. Я также пыталась предположить, под каким предлогом люди в форме храмовников будут переходить через пограничные посты, но мои соображения оказались напрасными, так как через пару часа быстрой езды машины свернули с шоссе и запылили по узким проселкам в предгорьях Альп.

Там, на небольшом лугу, нас ожидал окрашенный в черный цвет трехмоторный самолет со свастиками на крыльях и хвосте^[14]. Мой муж называл такие аэропланы «тетушками Ю». Видя зловещие знаки принадлежности к храмовникам ордена СС, к этой машине не рискнут подойти ни местные пейзане, ни даже представители власти. Нынче любой человек в Германии может тотчас оказаться на алтаре, если на него укажут слуги нового арийского бога, и поэтому все стараются держаться от них подальше. К моему удивлению, лететь предстояло только нам с Манфредом, а у тех немногословных людей, что спасли нам жизнь, в обреченном на гибель Рейхе еще оставались какие-то дела. Я буду молиться за них – так, как молилась за своего мужа, – чтобы они избежали всяческих опасностей и вернулись домой живыми…

30 июня 1943 года. 07:35. Второй Украинский фронт, аэродром Швехат в 18 километрах к юго-востоку от Вены.