Низвержение Зверя

– Зато там вас и нас с легкостью найдет такая милая организация как Римская Католическая Церковь, – с усмешкой произнес Арчибальд Рамзи, – точнее, ее инквизиция. Отцы-иезуиты без особых проблем способны выкрасть любого, привезти в Рим, судить как пособника дьявола и живьем сжечь во время праздничного аутодафе. И этому событию будет аплодировать вся Европа, ибо ваш «арийский бог» перепугал всех до печеночных колик. Ну поклонялся ваш фюрер силам зла, что было понятно почти с самого начала, но к реальной политике это не имело почти никакого отношения. Но едва этот культ был не только легализован, но и оформлен как единственное государственное исповедание, а в практику вошли человеческие жертвоприношения, ваш фюрер стал живым воплощением Князя Тьмы, а большевики превратились в защитников христианства. Единственное место, где мы могли бы скрыться – это Североамериканские Соединенные Штаты, которые не верят ни во что кроме доллара. Но это возможно только в том случае, если мы убедим тамошние власти в своей нужности, а у них, в свою очередь, уже отпадет необходимость тесно координировать свой курс с Москвой. Для того, чтобы дождаться этого момента, после разгрома Германии нам потребуется где-нибудь отсиживаться неузнанными в течение полугода, а может быть и больше, дожидаясь, пока русские помогут янки победить этих настырных узкоглазых япошек. И только потом мы сможем вылезти из нашего убежища и сказать: «Здравствуйте, мистеры, а вот и мы». Но это невозможно.

Освальд Мосли добавил:

– Кроме того, еще надо решить, на какой подлодке вы отправитесь в это путешествие. Если это будет немецкая субмарина, то ее экипаж немедленно арестует всех нас троих за измену фюреру, после чего сразу сдаст в гестапо. Если мы возьмем британскую подводную лодку, то, покинув британский порт, сразу окажемся в полной власти ее экипажа. Нашими жизнями эти люди с радость купят свое прощение от короля Георга и похвалу нового владыки мира господина Сталина. Да и осталось у нас таких подлодок всего ничего… Вы как хотите, а для себя я уже все решил. Отчаянно трепыхаться, с риском живым угодить в следственные жернова русского НКВД или католической инквизиции, я не намерен. Как только начнется большевистское вторжение, я приму яд, не досматривая этот спектакль до финала. Так будет надежнее.

– Согласен, – кивнул Арчибальд Рамзи, – только вношу одну поправку. Я предлагаю, прежде чем навсегда скрыться из лап русского правосудия, найти сговорчивого священника, который выслушает нашу исповедь и отпустит грехи. Говоря по совести, союз с дьяволом нам вменить будет довольно сложно, ибо культом «арийского бога» занимались совсем другие люди (то есть вы, Рудольф), а мы с сэром Освальдом тут ни при чем и в нашу сферу деятельности входили только сугубо светские дела, в том числе и борьба с мировым большевизмом. И это будет правда. Мы и знать ничего не знали, и ведать не ведали, считая все ужасы вражеской пропагандой. Надеюсь, что хоть по ту сторону жизни и смерти нам будет дарован вечный покой, хотя я лично ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не сожалею, кроме того, что фюрер германского народа Адольф Гитлер оказался полным идиотом, каких и в Бедламе надо еще поискать…

21 июля 1943 года. Утро. окрестности Мюнхена, местечко Хартхаузен, реабилитационно-сортировочный полевой лагерь для лиц освобождаемых из нацистских концлагерей и тюрем.

Мафальда Савойская, жена принца Филиппа Гессенского, а ныне личный враг Гитлера с неопределенным положением.

Уже пять дней мы с детьми находимся под совместной опекой русских властей и Римской Католической Церкви. Да-да, черно-белые одеяния монахов и монашек доминиканского ордена (особенно монашек) встречаются тут даже чаще, чем форма солдат армии большевиков. Русские солдаты – это обычно пожилые мужчины, ветераны еще прошлой войны, они обычно выполняют тут хозяйственные функции. Они вооружены, но в их обязанности не входит удерживать кого-то на территории лагеря. Не занимается препятствованием побегам и дислоцированное поблизости небольшое боевое подразделение. Ему вменяется оборонять наш лагерь, если на него наткнется блуждающая группа немецких солдат, и не более того.