Низвержение Зверя

– Ну и зачем нам все это? – спросил Оуэн Ван Дер Мейер. – Жили же как-то до русских и англичан своим умом, так проживем и дальше.

– Никто не позволит нам создать в Южной Африке маленькую копию нацистской Германии и делить собственных сограждан по сортам в соответствии с цветом кожи, – сказал я. – Русские большевики набрали такую мощь, что не особо напрягаясь снесут маленький южноафриканский рейх с той же беспощадностью, с какой они снесли большой германский.

Немного подумав, я добавил для убедительности:

– К тому же мир вокруг нас меняется. Ручной труд уходит в прошлое, и на смену ему идут машины. Сегодня водитель грузовика – это образованный человек, почти инженер, а через двадцать-тридцать лет это будет обычный разнорабочий. Если кафры останутся такими же дикими, как и сейчас, то они превратятся в балласт, который мертвым грузом повиснет на нашем государстве. Именно это, как я понял, произошло в мире старших братьев, и это балласт разрушил бурское государство. Я своим детям и внукам такой судьбы не хочу. И вот что еще. Английское владычество мы сокрушили – и эта задача выполнена, о ней можно не беспокоиться. Теперь нам надо решить, в какую сторону нам двигаться дальше: путем наших отцов, который ведет прямо к пропасти, где уже сгинула Германия Гитлера, или мы попробуем проложить свой собственный трек. Напоминаю, что на споры и прочее у нас имеется трое суток. Все.

И начался спор… причем половина наших парней была на стороне меня и Геерта, а половина – на стороне этой дубины Оуэна. Нет никого более тупоголового, чем бур-фермер, наезжающий в город только для того, чтобы продать плоды своих полей и стад, а также прикупить соли, спичек, керосину и патронов к ружью. Этим людям кажется, что они способны обмануть не только дядюшку Джо (что смертельно опасно), но и саму историю. И все это из мелочной выгоды от мнимой дешевизны неквалифицированного труда диких кафров. Зато наши сторонники понимали, что если Оуэн выставит десять тысяч черных землекопов с лопатами и мотыгами, а я – один экскаватор, то еще неизвестно, кто быстрее выроет фундамент под дом. Ну и так далее; да и соревноваться мы будем не между собой, а с другими странами, в которых полной дееспособностью обладает все население, а не только его меньшая часть.

И вот сегодня в нашем с Геертом номере, где шло шумное толковище, на котором все со всеми успели переругаться, вдруг появился наш добрый ангел госпожа Антонова.

– Молодые люди, – строго сдвинув брови, сказала она, поздоровавшись, – вы галдите словно древние греки на своей агоре. Хорошо, что гостиница по военному времени почти пустая, а то слышно ваши споры аж с середины коридора…

– Простите, мэм, – сконфуженно произнес Геерт, – мы больше не будем.

– Ну почему же сразу «не будем», – усмехнулась та, – споры дело хорошее, потому что в них рождается истина. Но только кричать при этом не надо. Громкостью крика дела решаются только в стаде бабуинов, где кто громче всех вопит, тот и вожак; но вы же все тут считаете себя цивилизованными людьми, а потому должны все понимать правильно.

После этих слов мои парни пристыженно замолчали. Критика пришлась не в бровь, а в глаз. Были бы тут наши старики – и тогда те, кто моложе их, вели бы себя прилично. Правда, как раз-таки старики не дали бы нам даже заикнуться об отказе от пути наших предков.

– Мэм, – набравшись храбрости, сказал Геерт, – мы с парнями хотели бы знать: а что, вправду кафры – это такие же люди как и мы? А то тут говорят разное, некоторые считают их двуногой разновидностью обезьян…

– Начнем с того, что все мы, люди, и есть двуногая разновидность обезьян, – сказала госпожа Антонова. – От ближайших родственников шимпанзе нас отделяют только два процента разницы в наследственном коде, а также наличие души, разума и воли. Душой мы любим и ненавидим, а также отличаем добро от зла. Тех, кто не способен этого делать, у нас на Руси называют бездушными. Разум необходим, чтобы мы осознавали этот мир во всем его многообразии и понимали меру ответственности за совершаемые нами поступки. Те, кого народ называет безумцами, обычно действуют хаотично и чаще всего во вред себе. Воля нужна нам для того, чтобы, не боясь трудностей, идти по избранному пути, преодолевать соблазны и банальную человеческую лень. Безвольный человек не достигнет никогда и ничего, потому что он не сможет преодолеть трудности, а вместо того станет игрушкой внешних обстоятельств.

– Замечательное определение человека, мэм, значительно лучше, чем у Платона… – ничуть не кривя душой, произнес наш фельдшер уорриор-офицер Йосси дю Преез, всего год не доучившийся в Кейптаунском университете.

– Но постойте, мэм! – перебил Йосси баламут Оуэн, – если человека от шимпанзе, как вы говорите, отличают всего два процента (что, в общем-то, и неудивительно, ведь надо же было Господу на ком-то тренироваться), то каково различие между кафром и белым человеком?