Низвержение Зверя

Но худшее заключалось в том, что первоначально папу доставили не сюда, к русским, где есть все медикаменты и опытные хирурги, а в госпиталь Святого Фомы, ближайшую и лучшую лондонскую больницу. Именно в ней по большей части – лечились члены нашей семьи, потому папа и потребовал, чтобы его везли прямо туда. Но оказалось, что профессоров и опытных врачей, лечивших его раньше, больше нет в живых^[29], запасы медикаментов иссякли, и никто из имевшихся в наличии докторов был не в состоянии поставить правильный диагноз. Начали спешно собирать консилиум из уцелевших во время нацистских чисток специалистов… Но за это время папе стало совсем плохо. Консилиум собрался и поставил страшный диагноз – «прободение язвы». Никто из тех докторов не взялся оперировать короля, да к тому же из-за разных проволочек случай оказался запущенным.

Тогда госпожа Антонова плюнула на все условности (тем более что папа впал в беспамятство и не мог больше возражать) и отправила его геликоптером сюда, на флагманский корабль русских из будущего. Но было поздно. Как сказал профессор из будущего господин Сергачев, если бы моего папу привезли хотя бы на час раньше, то они еще поборолись бы за его жизнь. Но… Единственное, что можно было сделать – это немного замедлить процесс и освободить больного от терзающих его болей. Но ужасный конец все равно был неизбежен… Сутки, максимум двое – и все. Я даже не знаю, успеют ли сюда из Москвы маменька и сестрица Марго, а также прочие политические деятели, которые, пока мы воевали, оставались в глубоком тылу у русских.

Но раньше всех сюда успел Бэзил. Он оставил дела на заместителя и примчался сюда поддерживать меня, пока я поддерживаю умирающего папу. Он очень милый молодой человек, вежливый и культурный, как будто даже и не русский, только очень жаль, что он мне еще не сказал самых главных слов, которые жених должен сказать невесте. Они между нами пока только подразумеваются, но не произнесены вслух. Конечно, его отец официально считается всего лишь сыном сапожника, но любой, кто бросит хотя бы взгляд на дядюшку Джо, не усомнится, что в его жилах течет воистину императорская кровь. По этому поводу ходят разные слухи, но я уверена, что если бы дядя Джо захотел стать основателем династии, он этого непременно добился бы этого. Но Бэзил не хочет власти, он стремится только к звездам – туда, где полет стремителен и неостановим. Когда я начинаю мыслить по этому поводу рационально, то понимаю, что из Бэзила получился бы прекрасный принц-консорт. Он наверняка ни во что не будет вмешиваться, и в то же время овеет Британию и своей личной славой, и великой славой своего отца… И, кроме всего прочего, от него наверняка пойдут красивые дети… А это тоже немаловажно.

Несколько минут назад зазвонил телефон, и Бэзилу сообщили, что его вызывают на важное совещание. Он ушел, а я осталась с папой наедине. Папа держал меня за руку, стараясь сжать ее покрепче, но это у него плохо получалось: последние силы покидали его.

– Лилибет… – произнес он слабым, шелестящим голосом, – я иду на дно на ровном киле и с гордо поднятым флагом. Я все-таки ступил на землю освобожденной Британии, принял на себя власть и сказал самые главные слова. Ты можешь гордиться своим отцом, потому что враг разбит и наша Родина снова свободна. Дальше ее поведешь уже ты…

Я еще не успела осознать эти слова или спросить у папы, что он имеет в виду, как вернулся Бэзил. Он как-то странно на меня посмотрел, а затем как-то медленно и торжественно подошел ко мне и произнес:

– Лили^[30]… ты знаешь, а ведь я был большой дурак… То, что я скажу сейчас, нужно было сказать еще пару месяцев назад…

Затем он повернулся к постели моего папы, встал на одно колено и произнес:

– Сир, позвольте мне просить у вас руки вашей дочери Лилибет. Сердце мое уже давно отдано ей, и я клянусь сделать ее самой счастливой женщиной в мире…

– Ну вот, молодой человек… – с некоторым даже облегчением проговорил папа, пытаясь даже изобразить на лице нечто вроде улыбки, – угодив на смертное ложе, я наконец дождался от вас этих слов. Скажите же, удовлетворите любопытство умирающего: почему вы не произнесли их раньше?

– Сир, – сказал Бэзил, почтительно склоняясь перед моим умирающим отцом, – я намеревался просить руки вашей дочери в тот день, когда ей исполнится двадцать один год… но обстоятельства сложились таким образом, что они должны быть сказаны сейчас.

Папа какое-то время изучающе смотрел на Бэзила, комкая край одеяла. Мне показалось, что в глазах его мелькнул огонек оживления, и на мгновение меня даже посетила безумная надежда, что он поправится…

Но вот папа снова заговорил, и я с горечью поняла, что чуда не будет – видно было, что каждое слово дается ему с трудом:

– Вы подозреваете, Бэзил, что после моей кончины моя вдова, получив опеку на Лили, заберет ее из полка и запретит вам видеться, вместе с тем начав выискивать ей мужа из числа наших пустоголовых молодых аристократов?