НЛО - Люди в Черном

Или на том же маршруте Москва — Саранск беседовал я с потомком одного из имажинистов, от которых Сергей Есенин очень быстро "отошел". Имажинист, не ставший знаменитостью (кстати, ни одной знаменитости у них и нет, и термин остался, может быть, лишь благодаря Есенину), поселился в небольшом городке Ардатове (Мордовия). Туда-то, к себе домой, и возвращался потомок (кажется, внук), фамилии которого я, к сожалению, не только не помню, но и не спросил, поскольку был очень молод.

Так вот этот-то человек и рассказал мне удивительную историю о Есенине (я получил ее, считай, из вторых уст). Как известно, пронзительный русский лирик был не прочь "заложить за воротник", но обсуждать с читателем именно эту тему я не намерен и касаюсь ее только потому, что в этом событии то, что составляет "веселие Руси", является доминирующим. А может быть, и главным. Правда, не могу назвать ни года, ни места действия (предположительно Москва, предположительно год 1924-25, незадолго до смерти поэта). Но речь — не больше и не меньше, как о "Чёрном человеке"! К сожалению, тоже только предположительно: рассказчик таких выводов не делал, от деда их тоже не слышал, и история будет донесена мною почти в том виде, в каком я ее получил от попутчика.

Однажды поэт (предок рассказчика, — назовем его хотя бы П.), живший уже в Ардатове (тогда это была Симбирская губерния), приехал по своим делам (в Москву?) и посетил Сергея Александровича. Тот был в приподнятом настроении, встретил П. на пороге и, обозвав "свиньей" (вероятно, это было ласкательное прозвище, которым П. гордился: так С. Есенин выказывал человеку свое расположение), пригласил к столу. Пока П. раздевался (значит, была зима, весна или осень), он слышал странные звуки, доносившиеся в прихожую из комнаты, куда ушел Сергей Александрович. Правда, П. не особенно удивился этим звукам, поскольку по состоянию знаменитого поэта было видно, что в комнате вовсю идет то самое, что есть "веселие Руси". Однако ни гости, которых П. не было видно, ни сам поэт подобных звуков издавать просто не могли — независимо от того, в какой степени опьянения каждый из них находился. Звуки были похожи на некую морзянку, но и то сравнение весьма приблизительное…

П. вошел, наконец, в комнату и был потрясен: за столом сидели Есенин и двое маленьких зеленоватых существ, похожих на людей, но явно не-люди. Третий такой же "человечек" (ростом, по словам моего попутчика, примерно с ученика-пионера) валялся в углу комнаты на полу, прикрытый пледом вероятно, пьяный. На столе стояла водка, была еще какая-то красноватая жидкость, которую предок назвал "бензином" — так она резко пахла. Еще было много всякой закуски и какие-то непонятные желеобразные куски, под которыми лежала "прозрачная серебристая бумага", очень тонкая и прочная, видимо, не пропускающая влагу. Надо понимать, имеется в виду не что иное, как современный целлофан?.. Или, может, что-либо подобное. Как потом обнаружил предок (П.), "человечки" пили именно ту самую пахучую жидкость, а закусывали своим "желе"…

— Садись, старик! — широким жестом пригласил Сергей Александрович гостя на табуретку и добавил: — Не боись, это не ты, а я до чертиков напился. Славные ребята!..

П. с опаской прошел к столу и присел на табуретку. Никто из "чертиков" не выказал ни малейшего интереса к новому гостю. Как сказал предок моему попутчику, у него создалось ощущение, будто "им не жарко и не холодно" от его прихода. Возможно, они уже были по-своему пьяны?..

Преодолев отвращение и непонятный животный испуг, приезжий постепенно привык и стал изучать "человечков" внимательнее. К тому же, он выпил сразу стакан водки и закусил воблой, которая, как он вспоминал, была очень жирной и истекала ароматным соком. Запьянев, приезжий быстро освоился и преодолел неприязнь. "Человечки" были уродцами (в нашем понимании): непомерно большая голова на тщедушном тельце, выпуклый лоб, почти полное отсутствие носа и рта — и огромные кошачьи (так сказал попутчик) глаза. Те звуки, что из прихожей показались П. странными, издавали именно зеленоватые "человечки" так они общались между собой. Ни особой мимики, ни выражений "лиц" гостей великого поэта П. не отметил. Наоборот, они сохраняли одну и ту же застывшую мину. Только глаза с вертикальными щелями-зрачками как бы пульсировали — возможно, своими глазами-плошками (еще один термин моего попутчика) они так выражали эмоции, подкрепляя сокращением зрачка свои птичьи звук-к-к-к-ки.