Но кому уподоблю род сей?

И все же добросовестность побуждает нас признать и обратить внимание читателя, если он не сделал этого сам, что Писание во многих своих фрагментах либо косвенно как бы свидетельствует о наличии свободной воли, либо же как бы намекает на нее, либо уж, во всяком случае, поддерживает сию иллюзию: "Если хочешь..." (Сир 15:15), причем даже в словах Иисус Христа (Мф 19:17). Что же скажем?

Подобно Игнатию Антиохийскому мы скажем: "Ужели я не могу написать вам о небесном? Но опасаюсь, чтобы вам, еще младенцам, не нанести вреда, и, простите меня, - чтобы вы, не будучи в состоянии вместить, не отяготились, ибо и я, хотя нахожусь в узах [а не в прелести о свободе воли], и могу понимать небесное,.. но при всем том я еще несовершенный ученик. Многого еще не достает нам, чтобы быть совершенными в Боге." (Тралл 5), и так совершенно мыслить. "Если же вы о чем иначе мыслите, то и это Бог вам откроет." (Флп 3:15). Впрочем, "молим Бога, чтобы вы не делали никакого зла, не для того, чтобы нам показаться, чем должны быть [то есть познавшими волю Божию]; но чтобы вы делали добро, хотя бы мы казались и не тем, чем должны быть [то есть исповедующими свободную волю]." (2 Кор 13:7).

Тем же, кого мало удовлетворили такие наши слова, напомним - то в Писании, что, как может показаться, поддерживает положение о свободе воли, как и весь Закон, подчиняется принципу: "Закон положен не для праведника, но для беззаконных и непокоривых, нечестивых, и грешников, развратных и осквернителей, для оскорбителей отца и матери, для человекоубийц, для блудников, мужеложников, человекохищников, (клеветников, скотоложников,) лжецов, клятвопреступников, и для всего, что противно здравому учению, по славному благовестию блаженного Бога, которое мне вверено." (1 Тим 1:9). Те, кого перечислил Павел, весьма отличаются от пророков и духовных, причем не только плотской своей праведностью, но и восприятием свободы воли, - для всех грешников, в отличии от пророков, свобода воли является категорией, с которой они никак не могут расстаться и которой они никак не могут пожертвовать. Для них и слова: "Если хочешь...", ибо они все равно не захотят.

Дабы кто не заключил, что в одном из оговоренных случаев Писание вводит в соблазн, то изъясним и это, тем более, что сие не представляет значительных трудностей и не займет много места. Для этого обратим внимание читателя, что мы нет-нет да и вкрапляем в наше повествование слова: "говорим по человеческому разумению", - в этом мы берем пример с Павла (Рим 3:5, 1 Кор 9:8). Такое словоупотребление (Павла - не наше) является свидетельством возможности разуметь и рассуждать на двух весьма отличных друг от друга уровнях: изредка, по мере необходимости, по человеческому, но в основном-то по высшему разумению. В этом и заключается наше изъяснение: высшее разумение Божественного предопределения и - понимаемая по человеческому рассуждению свобода воли. А меж ними такая же разница, как между Млечным Путем и молочным супом.

Почти то же, но чуть другими словами говорит упоминавшийся нами Петр Чаадаев, и кому-то сие, быть может, придется больше по душе. Однако его мысль мы должны предварить пояснением, что сознанием он называет то, что мы называем разумением. Итак, Чаадаев пишет: "Человек постоянно побуждается силой, которой он в себе не ощущает, это правда; но это внешнее действие имеет на него влияние через сознание (мы сказали бы "разум"), следовательно как бы ни дошла до меня идея, которую я нахожу у себя в голове, нахожу я ее там только потому, что сознаю (т.е. разумею) ее. А сознавать (разуметь) - значит действовать. Стало быть, я на самом деле и постоянно действую, хотя в то же время подчиняюсь чему-то, что гораздо сильнее меня, - я сознаю (разумею). Одно не устраняет другого, одно следует за другим, его не исключая, и первый факт мне так же доказан, как и последний. Вот если меня спросят, как именно возможно такое воздействие на меня извне, это совсем другой вопрос, и вы, конечно, понимаете, что... на него должна отвечать философия высшего порядка." ("Философические письма" IV). Мы, безусловно, не будем утверждать, что наши рассуждения вкупе с изложением антропологии являются той самой философией высшего порядка, о коей мечтал Чаадаев, тем более, что в его понятии мы занимаемся вовсе не философией. Но для нас факт происхождения действия изнутри, а не извне, влияния внутреннего, а не внешнего, как предполагал Петр Яковлевич (и в этом главная его ошибка), неоспоримо доказан: "Бог [находящийся внутри вас] производит в вас и хотение и действие по [Своему] благоволению." (Фил 2:13)

9