Но в снах своих ты размышлял...

Гулять, ответила я, составишь компанию?

Мы жили тогда на окраине, в нижнем этаже, с правом пользования лужайкой. Томаса никакими силами не заставишь пойти на прогулку. Зато Херб тотчас же встал: Я составлю вам компанию.

Ну так как? — спросила я у Томаса. А ему только того и надо было.

Время близилось к полуночи, воздух еще не остыл, пахло бетонными стенами домов, асфальтом и зноем, которым до сих пор дышала вся улица. Я почти бегом бежала рядом с Хербом, потому что шаги он делал ужасно большие. Когда уличный фонарь светил в спину, тень Херба становилась длинной и тонкой. Он шел к парку, будто знал, куда я хочу.

Мужчины, заметил он, написали лучшие рассказы о женщинах.

Я пожала плечами. Какое мне дело до писателей, если завтра в полседьмого надо вставать и тащиться в контору?

Мы вышли на аллею, под деревья, и я услыхала, как скрипит песок у меня под ногами.

Женщины ближе к этому, — сказал он.

Ближе? К чему?

К вещам, которые зовутся сверхчувственными.

Мне захотелось вернуться, сесть в нашу машину и рвануть вперед, без оглядки, без возврата. Сил моих нет, ведь лето я вижу только здесь, в этом парке, вечерами после пяти.

Вы знаете Филомелу? — спросил Херб.

Кое-каких женщин я знаю — президента бундестага, кассиршу из супермаркета, ну, еще разве что одну из производственного совета или там из профсоюза.

Херб делал один шаг, а я три, но я не отставала, поскольку терпеть не могу плестись нога за ногу. Моего ответа он как будто бы и не слышал.

Она сделалась немая, сказал он, с той поры, как один мужчина надругался над нею, а потом вместе с сестрой отомстила ему. После долгих преследований их превратили в соловья и ласточку. Вот с того дня Филомела и жалуется.

Нет, вы с Томасом определенно учились в разных школах, сказала я, он таких историй не помнит.

Мы вышли к окраине парка, осталось обойти его по периметру.

Томаса я подцепила среди ярмарочных балаганов, сообщила я, он ничего себе.

Херб рассмеялся; голос его звучал совершенно так же, как днем.

Томас добьется успеха, сказала я, может, и до мастера дойдет.

Он мечтает о другом, заметил Херб.

Я давно собиралась задать ему один вопрос. Но, встречаясь с ним на кухне или глядя, как он сидит под торшером в гостиной, все откладывала. А теперь, когда между парковыми деревьями уже замелькали уличные фонари, наверстала упущенное.

Откуда вы? — спросила я его. Кто вы? Томас говорил, вы сами за ним увязались.

Спросите у Томаса, обронил Херб, и, когда мы вышли на улицу, я больше не слыхала его шагов. Иных прохожих в это время не было.

Томас засыпал быстро, а мне вот не спалось. Хорошо бы проснуться утром, а о Хербе ни слуху ни духу. Или вечером прийти, а в квартире пусто. Я поделилась этими мыслями с Томасом.

Херб нам не компания, сказала я, у него голова совсем другим занята. И на руки его погляди, кожа гладкая такая, белая.

Херб — человек кабинетный, ответил Томас.

Откуда ты знаешь?

Он мой друг, сказал Томас.

Я не боялась Херба, он только внушал мне неловкость. С тех пор как он у нас жил, Томас каждый раз, когда мне хотелось куда-нибудь пойти, оставался в саду. А со мной отправлял Херба. Херб ходил со мной на плаванье, на прогулки, ездил по воскресеньям за город.

В дождь мы сидели дома, Томас гладил собаку, я брала на колени кота, а Херб смотрел на нас.

Почему ты его не выставишь? — спросила я Томаса.

Потому что он наш гость. Сам уйдет.

Часто бывая с Хербом, я отбросила робость и начала задавать вопросы.

У вас нет профессии? — полюбопытствовала я однажды, когда мы лежали рядом на горячих камнях возле открытого бассейна. Я к тому, что вы ведь должны где-то работать, чтобы жить. Или вы в отпуске?

Так оно и есть, ответил Херб.

Томас не сетовал, что хозяйство на троих обходится дороже. Я показала ему свои подсчеты. Он даже бровью не повел. От Херба нам прямая выгода, уверял Томас. Мы можем у него поучиться. Он знает, что к чему.

На работе у Томаса в это время все складывалось удачно. Херб называл это успехом. По дороге домой, в машине, Томас рассказал мне, что руководство фирмы предложило ему пойти на курсы повышения квалификации.

Представляешь, говорил он, если я выдержу экзамен, меня переведут в служащие.

Меня слишком занимало то, как бы, отсидев восемь часов в конторе, все ж таки урвать толику летних удовольствий, поэтому я не насторожилась. Когда Томас сказал: этим я обязан Хербу, я его высмеяла.

В июле Хербу наскучило лежать рядом со мной на теплых камнях открытого бассейна и рассказывать истории, о которых я ничегошеньки не знаю. Он приподнялся на локтях и взглянул на меня, заслонив плечами солнце, а ведь после работы, в шесть вечера, мне его и так достается маловато.

Хватит, сказал Херб.

Что?

Он встал и поднял меня.

Послушайте! — возмутилась я.

Конечно, он прав, лето заключается не только в том, чтобы хлебать хлорированную воду и слоняться по ночам в парке, но у меня же есть еще и три недели отпуска. В этом году я хотела провести их вместе с Томасом в Испании. Все давно оплачено, места забронированы. Последние две недели сентября, не так уж и плохо.

Вы попусту тратите время, сказал Херб.