Но в снах своих ты размышлял...

С этого и началось. В пять Херб заехал за мной в контору.

Ты вообще не боишься? — спросила я Томаса. Он готовился к своим курсам.

А что? — отозвался Томас. У нас же все в порядке. Никакой Херб не страшен.

Херб привез меня в Старый город, где воздух дышал зноем и пылью. В это лето там сносили дома, расчищали место для офисов страховых компаний и банков. Вечерами краны, экскаваторы и пневматические молотки не работали.

Что мне здесь делать? — спросила я Херба. Он настаивал, чтобы я влезла вместе с ним на кучу щебня и мусора.

Вы боитесь? — осведомился он и напомнил мне о том, как я десятилетней девочкой лазила в руинах.

Тогда было иначе, сказала я.

Я и сейчас еще чувствую неприятный холодок. Мы с подружкой спускались в подвалы, пахло гнилью, а мы обшаривали темные углы, потому что слыхали, будто люди, погибшие в фосфорном огне, съеживались, становились маленькими, точно куклы.

С Хербом я не полезла. Остановилась на полдороге — обломки под ногами так и ползут — и крикнула ему вдогонку: В конце концов я уже не ребенок! Знаю что к чему.

Он даже не оглянулся.

Эй! — крикнула я. Псих он, и больше никто. Потому я и рассуждает про женщин, которые превращают мужчин в свиней и спят с лебедями.

Прежде чем спуститься в подвал, Херб махнул мне рукой: идите, мол, сюда. Я сложила ладони рупором: Нет уж, без меня!

Херб меня высмеял.

В следующий подвал пришлось лезть и мне. Там пахло сыростью, но не гнилью.

Боги выбирали себе жен, сказал Херб.

Сперва я решила, ему что-то надо. Но ошиблась.

С меня хватает закона божьего, которым потчевали в школе, ваши-то боги мне на что?

Херб делал меня агрессивной. Хвастается своей просвещенностью, сказала я Томасу. Так и норовит подчеркнуть, что у меня за плечами всего-навсего народная школа. Он что, без этого не может?

Со мной обстоит ничуть не лучше, ответил Томас.

Через неделю я была сыта по горло. С завтрашнего дня я опять хожу в бассейн, объявила я Хербу.

В этот вечер он нашел кошачью мумию.

Рабочие, сносившие дом, оставили ее в углу подвала. Потрогай, сказал Херб, взял мою руку и прикоснулся ею к кошке. Меня стошнило.

Редкая штука, сказал Херб и своим платком утер мне пот со лба. Потом, положив кошку в валявшуюся тут же коробку, вытащил нас обеих наверх. На улице меня зазнобило, и я села на обломок стены: мне казалось, что больше я ни шагу не смогу сделать. А в следующий миг я расплакалась.

Херб ни разу еще не обнимал меня за плечи.

Ты поймешь, сказал он.

Томас промолчал, услышав, что Херб со мной на «ты». Он, как всегда, скормил собаке бутерброд с колбасой; у меня на коленях громко мурлыкал кот.

В средние века, сообщил Херб, кошек живьем замуровывали в стены, чтоб уберечь новые дома от пожара и злых чар.

Нынче никто в это не поверит, сказала я.

Утром я прочла в газете, в разделе местной хроники, о пропаже кошачьей мумии, найденной рабочими при сносе старой гостиницы. Люди, худо-бедно понимавшие в этом толк, интересовались судьбой кошки.

В пять Херб ждал меня возле конторы, с коробкой под мышкой. Наш автомобиль был припаркован у тротуара. Садись, сказал Херб. Отвезем ее.

Где Томас? — спросила я.

Коробку Херб положил на заднее сиденье.

Он поехал в район, совершенно мне незнакомый — сплошь старинные особняки, — и остановился перед коваными воротами. На латунной табличке я прочла название некоего института.

Что это? — спросила я у Херба.

Адрес, который нам нужен.

Он вышел, поставил коробку у ворот, позвонил, опять сел в машину и, не дожидаясь ответа, тронул ее с места.

Женщины ближе к этим вещам, сказал он.

Куда вы собрались? — спросила я, когда мы выехали на окраину.

Поедем куда глаза глядят, это же твоя летняя мечта.

У меня есть Томас.

Он привез меня на узкое озерцо, где я никогда еще не бывала. Вода была бурая, мутная, словно затянутая пленкой, по которой шныряли водомерки.

Войдя за Хербом в воду, я почувствовала, как ноги погружаются в ил.

Не знаю, стоит ли, сказала я.

Почему?

Кругом ни души. Где плавают другие, там я легко ориентируюсь.

Херб заметил, что я научусь.

Потом он лежал рядом со мной на спине, скрестив руки под головой и закрыв глаза.

У меня есть Томас, сказала я.

Почему ты не бросишь работу, если она тебе опротивела? — спросил он. Завела бы детей, занялась хозяйством. Как насчет этого?

Старая пластинка, сказала я. Томас что, поручил вам сделать из меня домашнюю хозяйку? Потому и говорит что вы за ним увязались?

Он фыркнул, не разжимая губ, только диафрагма — я видела — дернулась вверх-вниз.

Томас хочет детей?

Вынашивать их тебе, ответил Херб.

Все-то вы знаете, сказала я.

Ведьма, сказал он. Голос его изменился, в нем зазвучала нежность, как у Томаса.

Ведьма? — переспросила я.

Этой ночью я проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. И разбудила Томаса: Херб ушел.

Томас помотал головой: Не может быть, это против уговора.

Какого уговора? Но Томас уже спал.

Мы бы не встали вовремя, если б Херб не постучал в дверь.

На кухне стояла коробка, в которой он отвозил дохлую кошку, но она была пуста. На столе лежала развернутая газета. Тот институт сгорел.