Дженис проснулась с редкостно сильным похмельем. Мини-бар был открыт нараспашку и совершенно пуст. Дженис не удалось вспомнить, когда она отключилась, она помнила только, что было уже поздно и что она опустошила очередную бутылочку, чтобы заглушить сдавливавший грудь страх. Она огляделась; униформа горничной висит на своем месте в гардеробе. Как она там оказалась – загадка, но, поскольку журналистка спала без одежды и точно провела ночь в одиночестве, вероятно, она ее убрала туда уже после того, как водка поглотила ее сознание.
Она дотащилась до ванной. Лекарство при таком состоянии ей было известно только одно. Сжавшись, она резко включила холодную воду и заорала.
Несколько минут этой пытки вернули ее к жизни. Она надела пеньюар, и тут в дверь постучали.
Горничная, одетая точно так же, как Дженис вчера, держала в руках поднос с завтраком. Журналистка не помнила, чтобы она его заказывала, но узнала свой почерк на бумаге, которую горничная попросила подписать, после чего тихонько удалилась.
Дженис посмотрела на термос с кофе как на сокровище. Наполняя чашку, она отметила, что на подносе остался счет, который вообще-то должна была забрать горничная. Машинально перевернула листок – и сзади обнаружилась адресованная ей записка.
Подписи не было, но Дженис знала, кто автор. Ухватив круассан, лежавший в корзинке с другой выпечкой, она открыла ноутбук. Витя отправил ей два сообщения.
В первом была последовательность чисел:
162/120/147/273/175/119/133/259
А во втором – одно-единственное число:
37
Взяв первые три числа, Дженис поделила каждое на три, а четыре оставшихся поделила на семь, и получила координаты: 54°40’49.91 северной широты и 25°17’19.37 восточной.
Она вывела на экран карту Вильнюса и скопировала координаты. Красная точка указала на Литовский художественный музей, расположенный на улице Диджёйи.
Дженис посмотрела на время: на сборы у нее оставалось еще двадцать минут.
Матео, не встававший из-за компьютера с раннего утра, изучал контакты, читал письма и сообщения и сортировал фотографии, обнаруженные на смартфонах трех мужчин, телефоны которых добыла Екатерина. Время от времени взгляд хакера падал на собственный мобильный. Он снова и снова перечитывал отправленное ею сообщение. Она упростила задачу, попросив не отвечать, но ему стоило титанических усилий сосредоточиться на деле. Вообще этой работой должна была заниматься Екатерина, но она призналась ему, что ужасно не выспалась, и он решил ее сменить, чтобы она могла поспать.
По прошествии семидесяти двух часов с начала операции Матео, у которого были все причины нервничать, странным образом чувствовал себя счастливым.
Он сходил на кухню, заварил себе чаю и вернулся за стол. Немногим раньше, когда он успел проработать около часа, на экране перед ним открылось окошко. На черном фоне мигало белое тире. Екатерина давным-давно не использовала этот старый канал связи и не должна была использовать его сейчас, но Матео пришел в восторг.
– Спасибо.
– За что? – с невинным видом спросил он, уверенный, что она имеет в виду его молчание в ответ на ее утренние признания.
– За то, что пахал вместо меня, пока я дрыхла, ты ведь именно этим сейчас занимаешься? Ты выяснил, как их прищучить?
– Мягко говоря.
– Будешь мучить меня, пока я не начну тебя умолять? Что там?
– Так, разговорчики приближенных Лучина. Сказать, что они насмехаются над своим президентом, было бы преуменьшением. Они обсудили все на свете: волосы, которые он зачесывает набок, чтобы скрыть лысину, то, как он ест, его смешной наряд на хоккейном матче, повадки отличника во время визитов некоего главы государства… Начальник службы безопасности предается этому развлечению от всей души, как-то вечером он написал жене, что Лучин – психопат-извращенец. Просто песня.
– Ты уверен, что все правильно понял?
– Абсолютно. Я прогнал их переписку через две программы автоматического перевода, результат один.
– А помимо этих сплетен, тебе удалось найти доказательства того, что Роман рассказывал о тюрьме?
– Начальник – мафиози, который умело скрывает свои игры. Каждый вечер в 21:00 он получает от прачечной деньги. Незадолго до полуночи сообщает главному надзирателю сумму, которую разделит с остальными. Если он недоволен доходом, то приказывает увеличить темпы работы. Но я нашел кое-что похуже: коррупция на Окрестина затронула все уровни иерархии. У меня есть имена надзирателей, которые получают от родственников заключенных конверты с деньгами в обмен на обещание улучшить условия. А их начальство имеет с этого комиссию.
Поиски Екатерины увенчались столь же гнусными открытиями относительно главного санитарного врача.