Ноа

– Насколько мне известно, нет, – отвечает Ирина, закрывая дверцу девятой машины. – На потолке камеры, надзиратели следят за каждым нашим шагом. Ну давай, еще одну, а потом начнем разгружать первую. Пока будешь идти обратно, немного разомнешь ноги, вот увидишь, – добавляет она, переходя к последней машине.

– Так что с заказами? – настаивает Дженис, поднимая кучу грязных простыней.

– Они тоже поступают на комп надзирателей. И те следят за их выполнением, ну и заодно шпионят за нами. Когда все постирано, белье раскладывают по коробкам вон там. – Она незаметно показывает пальцем на работницу, за которой наблюдала Дженис. – Коробки поднимают наверх на грузовом лифте. Вот почему сбежать в корзине с бельем не получится – коробки слишком маленькие, чтобы в них спрятаться, даже если ты будешь голодать. – Ирина ехидно улыбается.

Она тащит ее к началу ряда: из-за болтовни их отставание стало больше, и Ирину это беспокоит.

Дженис берется за дело с удвоенной энергией, чтобы нагнать время, она старается изо всех сил, лоб блестит, по затылку стекают ручейки пота. Но, даже когда ее зрение затуманивается, голова остается ясной. Она усиленно размышляет.

При двенадцатом заходе Дженис находит решение проблемы, из-за которой она попала на эту каторгу. Оно очевидно. «Группа» не смогла определить IP-адрес тюремной системы безопасности, потому что она не связана с внешним миром. Но Ирина сказала ей, что надзиратели контролируют работу прачечной с помощью потолочных камер… Это меняет ситуацию, ведь с того же компьютера они обрабатывают заказы клиентов. А значит, он наверняка имеет выход в интернет. Этот компьютер – своего рода мосток между двумя сетями, постоянно сообщающимися с современным оборудованием прачечной, пресловутыми «тайчжоу», которые Дженис загружает и разгружает вот уже три с лишним часа.

Скоро полдень, и теперь Дженис знает, что делать, пусть даже за это ее осыплют ударами.

Пятнадцать килограммов белья уже в машине, Дженис поднимает кипу простыней и швыряет в зев «тайчжоу». Она закрывает дверцу и нажимает на кнопку. Барабан совершает один оборот и останавливается. Ирина, загружающая соседнюю машину, слышит пронзительный писк, предшествующий сигналу тревоги.

– Что ты наделала? – ворчит она, поспешно нажимая три кнопки, загоревшиеся красным.

– Прости, пожалуйста, – откликается Дженис.

Ирине удается разблокировать дверцу машины.

– Скорей вытаскивай лишнее белье, а я перезапущу эту штуковину, – приказывает товарка.

Дженис не слушается. Она не сводит глаз с экранчика стиральной машины, она не должна пропустить ни строчки абракадабры, о которой говорила Ирина. В коде, бегущем по экрану во время перезагрузки, ее особенно интересуют две строки – строки, содержащие IP-адрес «тайчжоу» и внутренней системы тюрьмы.

* * *

Час дня. Раздается свисток, работницы прачечной бросают свои занятия и выстраиваются друг за другом, а потом поднимаются в столовую. Благодаря быстрой реакции Ирины инцидент остался незамеченным, но та больше не разговаривает с Дженис, несмотря на то что журналистка извинилась трижды.

В столовой она даже отказывается сесть рядом. Их соседки замечают, что между ними кошка пробежала, и смеются. Дженис бесстрастно берет поднос и садится чуть поодаль. Ей совершенно не хочется разговаривать – она пытается запомнить две последовательности чисел, и все силы уходят на это.

Вторая половина дня обещает быть тяжелой, но после обеда, когда заключенные встают из-за столов, за Дженис приходит надзиратель. Ирина обеспокоенно смотрит им вслед.

Дженис ведут в допросную; надзиратель надевает ей на запястья наручники и приказывает ждать стоя. Смерив его взглядом, она решает никак не реагировать. «Из-за чего этот человек стал надзирателем? – гадает она. – Ведь, наверное, в детстве он не мечтал мучить себе подобных, так что же он пережил, что здесь очутился? Может, ему понравилась форма? А может, польстился на зарплату? Или нравится власть над другими?» Если бы она не была заключенной, она охотно его расспросила бы. «Портрет палача» – такой заголовок, возможно, понравился бы Эфрону. Наверное, он сейчас рвет и мечет, но на сей раз она даже не может его в этом винить…

В помещение входит молодой человек. Ему нет и тридцати, по крайней мере, на вид. Рукава старого пиджака из дешевой ткани закрывают тощие кисти рук. Галстук-бабочка перекошен, волосы, которых уже маловато, зачесаны назад. Он вежливо просит надзирателя снять с его подзащитной наручники, предлагает Дженис сесть за металлический стол и кладет перед ней папку.

– Я ваш адвокат, – заявляет он. – Суд состоится сегодня. Вы можете что-то мне сообщить, чтобы я подготовил защиту?

– Ничего, кроме того, в чем я уже призналась. Я ждала визу, но не дождалась, потому что должна была сдать статью в сжатые сроки. Да, соглашусь, я довольно бесцеремонно вломилась в Беларусь. Но я не совершала преступлений – по крайней мере, серьезных.

– Лучше не говорите этого перед судом. Нелегальный въезд в нашу страну является серьезным нарушением закона. Судья захочет узнать, каким образом вам удалось пересечь границу.