Есть разные художественные критерии. Есть очень мало женщин, которые любят и понимают роман Хеллера «Что-то случилось». Такие женщины есть, но это роман о мужском кризисе среднего возраста. Очень немногие женщины по-настоящему понимают Ромена Гари, в особенности раннего, до его псевдонимного перерождения в Эмиля Ажара. И Хемингуэй — мужской писатель. Мы же не посягаем на Джейн Остин? Мы же понимаем, что Джейн Остин — писатель женский. Или под каким бы псевдонимом ни печаталась Джордж Элиот, она женщина. И Гарриет Бичер-Стоу женщина, и нечего тут стесняться.
Оставьте нам одного мужского писателя, ведь мужчина действительно женщине в битве полов всегда проигрывает, ведь «Сорок первый» у Лавренева — это повесть именно о том, что мужчина в этой ситуации обречен, потому что женщина всегда приземляется в жизни на четыре лапы. Мы можем сколько угодно отходить от гендерных стереотипов, но мы не можем абстрагироваться от того, что Хемингуэй — мужчина, мужской писатель, да.
Он отстаивал эту идентичность, может быть, уже чувствуя очень остро, что время мужчин проходит, приходит время третьего пола. Когда оно придет, у нас Нобеля будут получать писатели третьего пола, а в XX веке с его ужасами было очень важно, мужчина ты или женщина, идешь ты на войну или провожаешь, хотя и женщины тоже шли на войну, конечно. Но у войны не женское лицо. Есть пока еще мужские и женские занятия.
Свитер и борода. Конечно, в этом есть кокетливые нотки, такая дамственность. Но ведь если бы он это в качестве доминантного альфа-самца переживал, а он это переживает в качестве одинокого, брошенного, проигравшего старика.
Понимаете, когда ты выходишь в море, да, «Старик и море», море всегда побеждает, всегда оно тебя побеждает, потому что оно больше тебя. Но это не значит, что ты должен сразу сдаваться. Кстати говоря, Стругацкие утверждали, что название «Понедельник начинается в субботу» навеяно названиями книг и отдельных рассказов Хемингуэя, а «Пикник на обочине» буквально калькирован — и структурно, и интонационно, — в «Иметь и не иметь». Они говорили даже, что одна из новеллистических книг Хемингуэя могла бы называться «Понедельник начинается в субботу». Не говоря о том, что это красиво, — это ведь еще и чистая правда.
1957
Альбер Камю
«Чума» Камю сделалась главным романом эпохи пандемии, хотя, прямо скажем, она не особенно вдохновляет. Это роман о том, что чума приходит ниоткуда и уходит в никуда, тогда, когда она этого хочет, а не тогда, когда человек ее побеждает. Но мы вернемся к этому концепту, а пока поговорим про феномен Камю, который действительно довольно рано, в 44 года, стал нобелиатом.
Вот удивительная штука, я впервые задумался, что ведь Нобель присуждается, по большому счету, только писателям XX века, большая часть награжденных — это авторы XX столетия. Уже прошло двадцать лет от XXI, но все равно последние награждения, как Хандке, например, это все равно люди, которые засветились в XX веке. А у XX века есть одна любопытная особенность — он очень размыл наши представления о морали, в том числе, о морали христианской, гуманистической, за которую, как правило, Нобеля и присуждают. Можно сколько угодно говорить, что христианство и гуманизм сложно соотносятся, ну скажем так, гуманность, гуманизм — это сложный термин. У меня такое ощущение, что как бы премия присуждается, скажем так, за сохранение верности тем ценностям, тем вещам, которые XX век скомпрометировал: за верность просвещению, за верность человеческому достоинству, за верность свободе. Да и само понятие человека в XX веке подверглось, в общем, некоторому размыванию, мы ждали, что это будет век прогресса, век стирания границ, век не только технического, но и морального рывка.
Нет, не получилось. Наоборот, мне кажется, XX век стал переломным, действительно переломным в развитии человечества, потому что это такая точка симметрии, относительно которой, есть у меня в последнее время такое опасение, человечество стало откатываться назад, оно в своем развитии доползло до какой-то бездны. За этой бездной мог последовать рывок, а он не последовал, и теперь будет откат. Это мог быть выход на следующую эволюционную ступень, но его не случилось.