Нобелевская премия

Первые часы ожидания он представлял себе, что он скажет похитителям Кристины, в каких выражениях выскажет им своё презрение, но с какого-то момента жернова его духа стали вращаться вхолостую, и теперь от его ярости и отчаяния не осталось ничего, кроме безграничной усталости.

В чужом голосе появились чуть ли не заботливые интонации.

– Не беспокойтесь, у Кристины все хорошо.

– Я хотел бы с ней поговорить.

– Разумеется. Только я обязан вас предупредить, чтобы вы не пытались выманить у вашей дочери указания на то, где она находится. Мы разумные люди, профессор Андерсон. Если вы поведёте себя благоразумно, проблем не будет.

– Я буду благоразумен. Дайте мне её.

Трубку без дальнейших комментариев передали, и в следующий момент он услышал дрожащий, но вполне узнаваемый голос своей дочери:

– Папа?

– Кристина, это я. – Он должен был внушить ей уверенность, что всё будет хорошо. – Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь?

– Я не знаю… – сказала она. Она тоже старалась держать себя в руках, не реветь, это чувствовалось. – Я боюсь.

– Они тебе что-нибудь сделали?

– Нет, но они все ходят в этих масках и вообще… И они говорят, что на улицу мне нельзя.

– Я знаю. Они хотят, чтобы я сделал кое-что, и как только я это сделаю, они тебя отпустят. Разумеется, я сделаю то, что они требуют, не беспокойся. Будь храброй. Всё будет хорошо. – Силы небесные, что за глупости он говорил! Но что делать, если связь с единственным ребёнком у тебя только по этим тонким проводам, если ты можешь только говорить, вместо того чтобы прижать её к себе?

Она тихо всхлипнула. Ей пришлось сперва проглотить слёзы, чтобы сказать:

– О'кей.

Потом она снова исчезла, и в его ухе возник простуженный голос.

– Итак, профессор Андерсон, правила игры следующие. Об этом деле вы нигде не пророните ни слова, ни в полиции, ни где бы то ни было. Завтра утром вы позвоните в школу и скажете, что Кристина заболела, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений. А потом отправитесь на Нобелевское собрание и проголосуете за то, чтобы госпожа профессор София Эрнандес Круз получила в этом году Нобелевскую премию по медицине и физиологии, причём безраздельно. И это всё. Если вы будете придерживаться этих правил, вы снова увидите дочь целой и невредимой. Если нет, то нет. Это ясно?

– Да, – подтвердил Ганс-Улоф Андерсон. – Вполне ясно.

– Всегда приятно иметь дело с человеком, который схватывает на лету, – сказал неизвестный.

В следующий момент провода онемели. Он молча положил трубку.

Глава 9

В эту ночь он долго не мог уснуть, потом уснул, как мёртвый и проснулся на рассвете в доме, где было слишком тихо. Он долго лежал, не в силах пошевелиться, неподвижно глядя, как серость сумерек уступает место блёклым цветам осеннего утра, потом наконец поднялся с таким чувством, будто все его внутренности выжжены. Собственные шаги громом отдавались в ушах, но ему как-то удалось и помыться, и побриться, и позавтракать, и надеть самый лучший костюм, тот, который он всегда надевал в этот важный, торжественный день.

Но сегодня был не торжественный день. Сегодня был день его поражения. Сегодня был день, когда торжествовало зло.

Прежде чем выйти из дома, он позвонил в школу Кристины. На сей раз он удостоверился, что у аппарата действительно школьная секретарша, и только потом сказал ей, что дочь больна и на несколько дней останется дома.

– Хорошо, – сказала та, – я так и запишу.

Она знала, что он медик. Ей не пришло бы в голову усомниться в его словах. И если у неё и были какие-то мысли по поводу его вчерашнего поведения, она их ничем не выказала.

Возможно, она просто забыла про это. Или вообще не заметила, что он был в панике.

Когда он подъехал к Нобелевскому форуму, шёл дождь. Плохая погода и присутствие людей из службы безопасности способствовали сдержанности уже прибывших журналистов, и Ганс-Улоф смог войти в здание, не подвергаясь назойливым вопросам. Телевизионщики ещё только разогревались. Нобелевская премия по медицине и физиологии по традиции присуждалась первой. Он видел, как люди в непромокаемых комбинезонах тянули кабель от телевизионного автобуса к боковому выходу, ведущему в аудиторию Валленберга. В этом зале самое раннее в одиннадцать тридцать состоится пресс-конференция, на которой Нобелевский комитет объявит победителя или победителей.

Многие профессора были уже здесь, стояли маленькими группами в фойе, беседовали, шутили. Гансу-Улофу было не до шуток. Он молча прошёл в гардероб, повесил пальто на плечики, висевшие там наготове длинными, голыми рядами, и почувствовал неловкость при виде мокрых пятен, которые его башмаки оставляли на полу из полированного жэмтландского известняка. Будто за ним следовала тень, только того и выжидающая, чтобы выдать его.