Нобелевская премия

— У меня тут живёт много девочек. Но чтобы с начала октября?.. — Он поглядел на меня, недоверчиво сощурив глаза. Они у него не изменились, и по спине у меня пробежали прежние мурашки страха. — А кто вы, вообще, такой? — спросил он.

О'кей, хватит играть в эти сопливые прятки. Я достал пистолет, шагнул к нему и прижал дуло к его горлу — одним стремительным движением.

— И только дайте мне хоть малейший повод вас пристрелить, я им немедленно воспользуюсь, — прошипел я. — Настроение у меня для этого самое подходящее.

Старый директор начал хватать ртом воздух.

— Ради Бога. Чего вы от меня хотите?

— Я вам уже сказал: девочку. Я увидел панику в его глазах.

— Да какую такую девочку?

— Ту, которую здесь держат взаперти. — Я прижал дуло крепче. — И только пикните мне.

Кольстрём сглотнул.

— Должно быть, вы ошиблись. Здесь детский дом. Здесь девочек не держат взаперти.

Он казался очень убедительным. Но я, к его несчастью, не был легковерным.

— Сейчас мы пойдём в главный корпус и спустимся там в подвал, — приказал я. — Кто там есть живой? Поварихи? Ещё кто-нибудь?

— Никого, — поспешно заверил он. — Все дети в школе, а повариха уехала за покупками…

— А дети, которые ещё не ходят в школу? Он покачал головой.

— Таких у нас уже нет.

— Тем лучше. — Я схватил его за воротник изношенного пальто и подтолкнул в сторону главного корпуса. Он и не думал сопротивляться, открыл трясущимися руками дверь и делал всё, что я приказывал.

Первой моей целью был подвал, в котором я провёл, должно быть, бессчётное количество часов, на заплесневелом матраце, в темноте, без света. Подвал никуда не делся, но там теперь была не темница, а зал для игры в настольный теннис с побелёнными стенами.

Ну ладно. Были в этом доме и другие потайные места, и все их я обрыскал, подталкивая перед собой Руне Кольстрёма: каморку за подвалом для отопительной системы, чулан под лестницей, закуток без окон у трубы на чердаке, куда можно было попасть только через западню, И нормальные комнаты и залы я, разумеется, тоже обыскал. Стандарт, правда, с тех времён улучшился: прежние комнаты на шесть коек, похожие на лагерные бараки, превратились в уютно обставленные детские комнаты на двоих, а наша бывшая школьная комната стала телевизионной, и в ней было всё, что могла предложить современная развлекательная электроника.

Но нигде не оказалось никаких следов Кристины.

— Кто вы? — с дрожью в голосе спросил Кольстрём. Мы стояли на верхней площадке лестницы у входа на чердак, и сквозь недавно встроенное в крышу окно сюда светило перламутровое зимнее солнце. — Откуда вы здесь всё так хорошо знаете? Вы здесь уже были когда-то?

Я махнул пистолетом.

— А теперь ваш собственный дом. Идёмте.

Он, казалось, ничего не слышал, только смотрел на меня, и вдруг глаза его вспыхнули и расширились. Рот открылся, закрылся и снова раскрылся, и затем он прошептал:

— Гуннар?..

Проклятье, только этого мне не хватало. Я отступил на шаг, в полутьму.

— Вниз по лестнице! — приказал я. — Быстро!

— Ты Гуннар… Гуннар Форсберг, — пролепетал Кольстрём со странными нотками в голосе, в которых я неожиданно для себя различил растроганность — и облегчение: — Ты жив! О боже, ты жив…

Он поднял руки, будто хотел меня обнять. Я вскинул пистолет и наставил ему прямо в лицо, и это его остановило.

— Все эти годы я думал, что тебя больше нет в живых, тебя и твоей сестры, — воскликнул он. — Мы искали вас несколько недель. Да что там, месяцев! Давали объявления в газеты, по телевидению, всё безрезультатно. Никакого следа. Вы как сквозь землю провалились. — Он снова опустил руки. — Инга. А как она?

— Инга умерла, — сказал я. Лицо его сокрушилось.

— Умерла? Как?

— Автокатастрофа, пять лет назад, в аварии был виноват её муж.

— Её муж? Значит, она была замужем?

— Да.

— Может, и дети были?

— Дочь, — против воли процедил я сквозь зубы. Ничего этого мне не следовало ему говорить, но я не смог. — Та самая девочка, которую я ищу.

Я прочесал ещё и дом Кольстрёма, и его гараж, но ничего не нашёл. Потом у Кольстрёма закружилась голова, и он вынужден был сесть. Мы сидели за бедным обеденным столом в его убогой, выкрашенной белой краской кухне, и я смотрел, как он пьёт воду из стакана, учащённо дыша и с трясущимися руками. Потом он снова качал головой и удивлялся, как это поисковые группы так и не смогли нас найти.

И я рассказал ему. Почему бы и не рассказать? Я потерял последний след Кристины, который, возможно, вовсе и не был следом, а лишь плодом моего безумного воображения. У меня даже пропала охота убивать этого жалкого человечка. Я коротко рассказал ему о нашем побеге, опуская всё, что касалось моей практики взломщика, и о похищении Кристины я тоже не упомянул ни словом.