Нобелевская премия

Он помахал папкой, которую держал в руке.

— А, смотри-ка. Своеобразные инициативы нового министра юстиции. Они и вас коснулись? Интересно.

— Вы находите? — ответил я вопросом.

— Это лишь моё личное мнение. Ибо, с другой стороны, какое мне дело, ведь мне, по счастью, не пришлось вас защищать последний раз. А что досточтимый коллега Линдеблат скончался в этом году, вы слышали?

Я признался, что это как-то прошло мимо меня, и оставил при себе, что мне это совершенно безразлично. Эрик Линдеблад не только провалил мой процесс, он потом показался в тюрьме всего один раз, единственно для того, чтобы сообщить мне, что не видит смысла в апелляции. Что означало конец наших адвокатских отношений.

— Да что вы, не слышали? Трагический случай, крайне трагический. Он на старости лет влюбился в одну молоденькую штучку, к тому же свою клиентку, расстался с женой и так далее и тому подобное, развод, скоропостижная свадьба с этой девицей, и три недели спустя — смерть. Хорошо, как всегда, осведомлённые круги хотели представить вес в таком свете, что его хватил инфаркт в новобрачной опочивальне, ну, да это обычные в таких случаях слухи, я думаю. — Мортенсон слегка ткнул меня папкой в грудь. — И какие у вас намерения? Вы уже созрели для того, чтобы встать на праведный путь?

— Предлагаю, — неторопливо сказал я, — чтобы каждый из нас думал о своих проблемах. Способствует долголетию.

— Ах, узнаю старого доброго Гуннара, как всегда шармант, — невозмутимо осклабился Мортенсон. Мне никогда не удавалось испортить его неизменно благодушное настроение, и я не знаю никого, кому бы это удалось. — Ну, я так и так вынужден вас оставить. Настало время моего томатного супа. Берегите себя. Я буду рад никогда больше не встречать вас. — Мортенсон имел твёрдые, прямо-таки ритуальные привычки в питании. Утром в десять часов он съедал тарелку куриного бульона, после полудня в половине третьего — чашку томатного супа, а вечером по окончании работы — что редко случалось раньше девяти часов, — он обычно шёл в ресторан, каждый день недели в другой, и наедался там до отвала. — Попробуйте мыслить позитивно! — крикнул он мне, перед тем как исчезнуть за другой, уже не такой солидной дверью.

Я снова повернулся к секретарше, неподвижно застывшей перед компьютером с лицом сфинкса.

— Мы можем продолжить, — сказал я.

— Тогда не могли бы вы предъявить мне удостоверение личности, — ответила она, поджав губы.

Мне показалось, что я ослышался.

— Удостоверение личности? Но вы только что видели, что меня узнал даже ваш шеф.

— Может быть, — сказала она. — Но я вас не знаю. И у меня есть свои предписания.

Я достал паспорт и шлёпнул его перед ней. Она проверила его, без сомнения, абсолютно так, как того требовали предписания, вернула мне его и продолжила:

— Далее следует пароль.

— Сторуттерн, — сказал я.

Она недовольно помотала головой.

— Не так. Вы должны написать его на бумажке, — она подвинула ко мне листок и ручку.

Без сомнения, это был приказ, и у меня больше не было охоты терять время на битву за второстепенный театр военных действий, так что я нацарапал слово «Сторуттерн» на листке и подвинул его к ней. Так называется озеро, вблизи которого мы с Ингой провели лучшее лето нашей жизни в заброшенном летнем домике. Никто, кроме нас с ней, не знал о нём.

Секретарша ввела название озера в свой компьютер. Тот выдал ей какое-то сообщение, которое её вполне устроило, поскольку она встала, чтобы принести мой депозит, не забыв перед тем аккуратно сунуть листок с паролем в щель урчащего измельчителя бумаги. Через пару минут, после двух подписей, я, засунув запечатанный конверт в карман куртки, уже выходил на улицу.

Проходя мимо чёрной доски объявлений, я сорвал с объявления о частном пансионе один из хвостиков с номером телефона. На всякий случай.

Было уже поздно. Пошёл снег. Снежинки были мелкие и падали едва приметно, но улицы постепенно словно припудрились ими. Небо было пасмурное, солнце смутным пятном с размытыми краями садилось за дома на западе, и стояла стужа, стужа, стужа.

Я сел в автобус, идущий в сторону Кунгстрэдгорден, и был шокирован, когда узнал от водителя, сколько стоит билет. Как, однако, всё подорожало! Мрачные мысли о бренности всех ценностей вяло ворочались в моём мозгу, пока я пытался удержать равновесие между сердитыми матерями с детскими колясками и мрачного вида африканцами.

Моей целью было, ни много ни мало, роскошное здание Шведского торгового банка, которое занимало целый квартал на Кунгстрэдгорден. В опускающихся сумерках и снежной позёмке колоссальное строение казалось ещё колоссальнее; его зелёные кровли начали белеть, и вертушка дверей пребывала в беспрестанном вращении: одни торопливо входили, другие выходили, и вышедшие поднимали воротники и выдыхали белые облачка пара.

Однако когда я хотел войти в зал для клиентов, путь мне преградил охранник в чёрной милитаризированной униформе.

— Мы закрываемся в три, — сказал он, держа руку на резиновой дубинке.