Нобелевский лауреат

— Ну и что? Я женат. А почему ты спрашиваешь?

Ванда весело рассмеялась и погасила сигарету.

— Просто так. Проверяю, есть ли у меня все еще хоть какие-то шансы…

Семья Войновых жила в собственном доме. Ванда не помнила, чтобы она когда-либо входила в такой дом с самого детства. Для нее жить в собственном доме, сколь бы бедно он ни выглядел, было недостижимой роскошью, а дом Войновых, хотя был старым, казался ухоженным. Издали было видно, что совсем недавно здесь делали ремонт. Вершиной роскоши, как считала Ванда, был двор со свежескошенной травой и цветочными клумбами, на которых розовые кусты уже выпустили бутоны. Дом был окрашен в белые и желтые тона, и перед ним имелась остекленная веранда.

Ванда нажала на кнопку звонка, и по звуку, который разнесся где-то в глубине, заключила, что дом совсем не такой маленький, каким он ей показался.

Ей пришлось нажимать на кнопку трижды, прежде чем ей открыли. На пороге предстала женщина, которая мало походила на скорбящую вдову провинциального писателя, портрет которой уже успела нарисовать в своем воображении Ванда.

«Нужно с этим завязывать, — тут же сказала себе инспектор Беловская. — Вероятно, я самый никудышный психолог, которого я когда-либо знала».

Евдокия Войнова — высокая, представительная женщина, была значительно моложе своего мужа. На вид ей нельзя было дать больше сорока семи — сорока восьми лет. Белоснежная, гладкая, словно фарфор, кожа заставила Ванду почувствовать жгучую зависть, тем более что на лице не было ни намека на макияж. Ясные зеленые глаза смотрели холодно и жестко, что не совсем вязалось с той трагедией, которую ей только что пришлось пережить. Кроме того, Войнова не была в трауре — на ней было темно-красное платье из легкой шерсти, а на ногах черные туфли без каблуков. Спереди туфли имели вырез, сквозь который виднелись пальцы со свежим маникюром алого цвета. Казалось, что женщина собиралась куда-то, причем место было не совсем случайным.

Ванда знала, что есть люди, которые в принципе так одеваются, но аристократический вид Евдокии Войновой вдруг напомнил Ванде, что, судя по рассказам вдовы, ее супруг покинул дом, накинув на плечи куртку от спортивного костюма. Инспектору Беловской как-то трудно было представить супругов Войновых рядом, во всяком случае, не в таком виде. Асену Войнову определенно больше подходила та одежда, в которой его нашли. Ванда почувствовала, как ее уверенность в том, что на нем чужая одежда, начинает потихоньку исчезать.

Интересно, когда Войнова одна, она тоже так одета?

Когда никто на тебя не смотрит, даже не подозревает, что ты существуешь?

Как цветок, забытый в книге.

— Примите мои соболезнования, — сказала она в спину хозяйке, когда они шли по просторному вестибюлю, чтобы потом оказаться в небольшой комнате, куда, наверное, никогда не заглядывало солнце.

Евдокия Войнова еле заметно кивнула.

— У вас чудесный дом, — продолжила Ванда.

— Да, он достался мне в наследство от родителей. Нам его вернули по Закону о реституции. Это все, что мне от них осталось.

«Совсем немало», — подумала Ванда, вспомнив свой вчерашний неудавшийся разговор с матерью.

Интересно, смогла бы она примириться, если бы знала, что мать завещает ей нечто большее, чем свое сухое старческое ожесточение? Что-то вроде этого дома, или нечто такое, что содержало бы хоть легкий намек на нежность и любовь.

— Его, наверное, нелегко содержать? — предположила Ванда.

— Да, нелегко, — согласилась хозяйка. — Особенно, когда ты одна.

Ванде показалось странным, что Войновой понадобилось всего несколько дней, чтобы прийти к подобному заключению, но она решила не задавать лишних вопросов, по крайней мере, в начале. Иногда вопросы больше мешают, чем помогают. Особенно в разговоре с людьми, которые охотно и много говорят, — то ли из желания ввести в заблуждение, то ли просто потому, что им есть что сказать.

В сущности, то, что Ванда приняла за небольшой салон, оказалось обычной гостиной. Ее, скорее всего, мало использовали, так как воздух в ней был затхлый. В углу стояло пыльное пианино.

— Я поставила кофе, — сказала Войнова, жестом пригласив Ванду садиться.

Ванда устроилась на зеленом старинном диванчике, скрипнувшем под тяжестью ее тела.

— Вы играете?

Вопрос вырвался неожиданно даже для нее самой, но уже было поздно.

«Как бы хозяйка не решила, что сейчас я попрошу ее что-нибудь сыграть».

— Асен играл. Иногда любил музицировать. Но не очень часто. А в последнеее время вообще не играл…

— А он был…

— Одну минуточку…

Войнова исчезла и спустя некоторое время появилась с подносом, на котором стояли чашки, кофейник и вазочка с печеньем. Ванде не хотелось кофе, но она обрадовалась печенью. Разумеется, диета все так же остро стояла на повестке дня, но когда еще сегодня удастся поесть что-то существенное. И все же, эти приготовления, словно Войнова принимала у себя лучшую подругу, а не инспектора полиции, ведущего расследование, заставляли Ванду чувствовать себя чрезвычайно неловко.