Нобелевский тунеядец

"Да, Игорь Маркович, возникла необходимость с вами побеседовать. Сами-то вы не догадываетесь, почему?" - "Нет, не догадываюсь". - "Скажите, как вам нравятся произведения Марамзина, Бродского? Как вы относитесь к тому, что произошло с Бродским и Марамзиным?" - "В их жизни произошла трагедия". - "Ага, значит советская власть устроила им трагедию". - "Этого я не сказал. В жизни, кроме советской власти есть еще и судьба. В их судьбе произошло нечто трагическое для всякого пишущего человека - отрыв от родного языка. Только это я и имел в виду". - "А как вы относитесь к их произведениям?" - "Мне нравятся их произведения". - "Да? А что вам там нравится?" - "Как в любом литературном произведении, мне нравится, когда богатый эмоциональный мир пищущего воплощен в ярких образах и выражен стилистически и лексически богатыми новыми формами". - "Ну а знаете ли вы, что в письме из-за границы, которое мы обнаружили при обыске у Марамзина, в письме от врага нашей родины, эмигранта Эмиля Когана, который написал книгу о Солженицыне, на полях этого письма ваше имя и телефон?". Я говорю: "Но мой телефон не является государственной тайной. Никто мне не звонил по этому поводу. Вы, наверное, это знаете". - "Да, материала у меня на вас много. Если я сейчас этот ящик открою, у нас по-другому разговор пойдет. Ну что, открыть? Открыть?" И вот тут я растерялся. Скажешь - открывайте, не боюсь! Вранье. Очень боюсь. Скажешь - нет, не открывайте, окажется, что прошу о чем-то. И вдруг до меня буквально в этот момент дошло: есть еще третий вариант. Не отвечать. Молчать. И я молчу. Тут он начинает нервничать. Долго разговор тянулся. Три часа. И в заключение фраза: "Да, Игорь Маркович, вы человек осторожный, даже, извините, скользкий. Но я хочу вам сказать: в этом здании надо быть более откровенным".

Летом 1978 года "скользкий человек", вместе с женой, двумя дочерьми и 90-летней бабушкой жены, покинул СССР.

Часть вторая В АМЕРИКЕ

Как бессчетным женам гарема всесильный Шах изменить может только с другим гаремом, я сменил империю...

И.Бродский

Весной 1972 года, зайдя к Бродскому, я встретил там молодую пару из Америки — Карла и Эллендею Проффер, основателей и владельцев издательства "Ардис". После высылки Бродского они навещали нас в нашей ленинградской квартире почти каждый год, привозили горы изданных на Западе русских книг и журналов, увозили рукописи ленинградских авторов, фотографии, автографы. Впоследствии Довлатов смешно описал встречу с Карлом Проффером в нашей квартире.

Я не просто волновался. Я вибрировал. Я перестал есть. И более того — пить... Я ждал.

Ведь это был мой первый издатель. После шестнадцати лет ожидания.

Я готовился. Я репетировал. Я просто-таки слышал его низкий доброжелательный голос:

— Ах, вот вы какой! Ну прямо вылитый Хемингуэй!..

Встреча состоялась. Он ждал меня. И я вошел...

— Вы издаете мою книгу? — спросил я.

Проффер кивнул. Точнее, слегка качнулся в мою сторону. И снова замер, обессилев полностью.

— Когда она выйдет? — спросил я.

— Не знаю, — сказал он.

— От чего это зависит?

Ответ прозвучал туманно, но компетентно:

— В России так много неопубликованных книг...

Наступила тягостная пауза.

Внезапно Проффер чуть напрягся и спросил:

— Вы — Ерофеев?

— К сожалению, нет, — ответил я.

— А кто? — слегка удивился Проффер.

Я назвал себя. Я сказал:

— Моя фамилия — такая-то. Я узнал, что вы хотите издать мою книгу. Меня интересуют сроки.

Тогда он наклонился и еле слышно произнес:

— Я очень много пью. В России меня без конца заставляют пить. Где я ни окажусь, все кричат: "Пей!"

Я пил ужасное вино. Она называется: "Семь, семь, семь". Я не могу больше говорить. Еще три фразы, и я упаду на пол...

После нашей эмиграции в 1978 году Профферы предложили мне место редактора в их издательстве, которое я с благодарностью принял.

В Нью-Йорк мы прибыли в начале декабря. Бродский приехал повидаться, подарил "Остановку в пустыне" с надписью: "Маришке и Игорьку — мое кукареку (временная надпись)". Был весел, участлив. Ни словом не обмолвился о том, что через несколько дней ему предстоит операция на открытом сердце.

7 мая 1980

Дорогой Иосиф!

Посылаю, как и договаривались, следующие рукописи:

1. Кублановского — читай, отбирай, посылай нам список отобранного.

2. Игоря Ефимова "Метаполитику" на английском языке — будь ей крестным папой.

3. Синопсис книги "Без буржуев" и свою "виту".

Кроме того, хочу предложить тебе такой взгляд на твою нынешнюю ситуацию: нельзя ли взглянуть на каждый день, проведенный вне больницы, как на крупный выигрыш в смертельно опасном покере? Может быть, тогда отказ от курева, кофе, виски, недосыпов покажется не скучным насилием над самим собой, а замечательным приемом ловкого игрока? Уж очень много народа "болеет" в этой игре за тебя — не разочаровывай публику!

Всегда твой,

Игорь Ефимов.