Нобелевский тунеядец

Я перечитал "Идиота" и понял, что, даже если бы я голодал, я не мог бы взяться за эту работу. Мир Достоевского, наполненный экзальтированными жестами, мутными безднами и агрессивной сентиментальностью, отталкивал меня... Откуда такое внезапное отвращение к Достоевскому? Не было ли это антирусской вспышкой в душе чеха, уязвленного оккупацией его страны? Нет, потому что я продолжал любить Чехова... Что меня раздражало в Достоевском, это атмосфера его романов: мир, в котором все преобразовывалось в чувства; другими словами, где чувство было возведено в ранг ценности и истины.

И далее Кундера связывает мир торжествующей восточной эмоциональности Достоевского с миром, пославшим танки на улицы рациональной западной Праги.

Поэт Иосиф Бродский в ответном эссе вступился за Достоевского и справедливо указал Кундере на то, что "Капитал" был написан на рациональном Западе примерно в те же годы, когда эмоциональный восточный писатель боролся с молодым еще призраком коммунизма, создавая "Бесов". Кроме того, за тридцать лет до 1968 года вражеские танки вторглись в Чехословакию с другой стороны, но никто не пытался связать это историческое событие с произведениями Гёте или Шиллера.

И все же, нет сомнения, что Кундера абсолютно искренен в описании переживаемых им чувств. Он просто дает неубедительное истолкование их. Не потому он испытывал отвращение к Достоевскому, что у того чувство было возведено на трон, а потому, что ощущал в нем опасность для своей системы представлений о мире. Кундера так восхваляет рациональное начало в жизни, что становится очевидным: художественная правда произведений Достоевского, включавшая в себя воссоздание иррациональной злобы в человеческой душе, таила в себе нешуточную угрозу для него. И недаром вспышка раздражения чешского писателя пришлась именно на 1968 год. Именно в этом году чехи пытались разговаривать с Кремлем "разумно" и получили в ответ танки. Поражение было не только военным и политическим, но и интеллектуальным.

На Западе весьма чтят Достоевского, но фильмы ставят по Чехову и Кундере, чеховские пьесы не сходят со сцен театров и с телеэкранов — он ближе. Бродского осыпают почестями и премиями, но в массовую продажу идут книги Милана Кундеры — он понятнее. И, думается, здесь мы имеем дело не с разницей литературных вкусов, а с чем-то более глубоким.

Восторжествовавшая в западной культуре система взглядов отрицает онтологический трагизм человеческого бытия, отрицает феномен зла. Зло объявляется побочным продуктом тех или иных обстоятельств: невежества, эксплуатации, отсталости, колониального наследия, классового или расового неравенства. Западная Европа не верила, что нацизм был рациональной формой организации иррационального зла, и поддерживала миролюбивого Чемберлена, который утверждал, что, если отдать Гитлеру Чехословакию, у него просто не останется разумных причин начинать войну. Америка не верила, что японский милитаризм будет завоевывать все новые и новые территории с безрассудным упорством, и дождалась разгрома своего флота в Пёрл-Харборе. Не верил западный образованный слой и тысячам беглецов от коммунизма, и главный аргумент этого неверия оставался все тем же: "описываемое вами зло слишком иррационально, а сами вы слишком эмоциональны, чтобы вам можно было поверить".

22 октября 1994

Дорогой Иосиф!

Диана Майерс пишет, что у тебя нет "Мандельштама", вот тебе еще 2 экз.

Она же сообщает, что ты согласился написать предисловие к сборнику Дениса Новикова. С благодарностью приму, гранки вышлю, как только будут готовы (вышлю в декабре).

Еще один поэт замаячил на Эрмитажном горизонте — Алексей Парщиков. Ты его одобряешь?

Письмо С.Ильинской, надеюсь, ты получил.

Будучи в Риме, не смог попасть в Ватиканский музей, потому что он был открыт в тот день только для супругов Клинтонов. Эта парочка меня и там достала! (Символика?) Зато форумы истоптал вдоль и поперек и перенесу их в свой роман по камешку.

Обнимаю,

Игорь.

Mr. Joseph Brodsky

5 декабря 1994

Дорогой Иосиф!

То ли молитвами моих бедных авторов, то ли проклятьями моих неведомых врагов судьба была подвигнута на странный ход: я получил скромную преподавательскую работу в Hunter College на весенний семестр — читать курс по русской литературе XIX века. Немного помогло этому то, что я собрал свои доклады на эту тему (от Пушкина до Бродского) и издал их под одной обложкой, назвав сборник "Бремя добра".

Вкладываю копию твоей рекомендации, написанной про меня 11 лет назад. Если твое отношение за эти годы не изменилось, могу я тебя попросить возобновить этот лестный текст, но уже адресовав его to Prof. Tamara Green, Dean of Classical and Oriental Studies, Hunter College, 695 Park Ave., New York, N.Y. 10021. Совестно оказаться в толпе, отъедающей у тебя бесконечными просьбами секунды, минуты, часы, но... — что мы говорим в таких случаях? Молчи, совесть, а то в глаз дам!

С Новиковым все движется нормально, мы обменялись теплыми письмами, скоро получу от них вычитанные гранки. Парщиков не возникал.

Обнимаю,

Игорь.