Кандидатура Бунина была также выдвинута рядом влиятельных западных профессоров, и поэтому Нобелевская премия Бунину в 1931 году не была чем‑то несбыточным. Георгий Олейников, осведомленный, разумеется, о вмешательстве Эммануила, не сомневался и пару недель спустя написал Бунину письмо, в котором выражал надежду увидеть его в декабре на «русском обеде» в Стокгольме. О том, что посредничеству Эммануила придавалось большое значение, свидетельствует следующий факт: когда 6 марта у Эммануила случился серьезный инсульт, Георгий немедленно сообщил об этом Бунину. Новость заставила писателя воскликнуть «Нет! Вот моя жизнь! Всегда так!», заявив, что знал, что именно в этом году обязательно произойдет что‑то, что помешает ему получить премию. В ответ Георгий заверил его, что «шансы на успех те же, хотя, конечно, это уже не то».
Нобелевская премия 1931 года была присуждена не Бунину, а шведскому поэту Эрику Акселю Карлфельдту, а в 1932 году – Джону Голсуорси. Известно, что не только Бунин, но и другие русские писатели-эмигранты надеялись, что имя и российское происхождение Эммануила помогут сократить им дорогу к Нобелевской премии, но это был ошибочный расчет. Не считая чисто литературных соображений, легших в основу решения не присуждать Бунину премию в 1931 и 1932 годах, нельзя исключить, что вмешательство Эммануила сыграло отрицательную роль. Нобелевский комитет смертельно боялся обвинений в неправомерном давлении, особенно со стороны членов семьи Нобель, тем более что Эммануил в своем сопроводительном письме сообщил, что Гукасов, Коковцов, Кульман и Маклаков – его «старые друзья» из Парижа. Кроме того, единственный из этих лиц, обладавший правом предлагать кандидата, был, по мнению комитета, возможно, Кульман.
Лауреат Нобелевской премии Иван Бунин (слева) и Георгий Олейников (с белой бородой) на первой полосе
Нобелевскую премию Бунин получил в 1933 году, но до этого дня Эммануил не дожил, скончавшись в 1932 году от последствий инсульта. Его наверняка порадовала бы не только премия, но и то, что Бунин, его жена и его «подруга» Галина Кузнецова во время пребывания в Стокгольме жили не в «Гранд-отеле», как другие лауреаты, а рядом с отелем, в квартире самого Эммануила. Именно здесь, с двухлетним опозданием, состоялся спланированный Олейниковым «русский обед». Хотя это был частный, не включенный в официальную программу обед, но среди 40 гостей присутствовали два члена Шведской академии, Генрик Шик и Андерс Эстерлинг. Почти половина гостей были членами семьи Нобель, приехавшими из разных стран, и в своей речи Йоста выразил «радость, которую испытала вся его семья при сообщении, что премия досталась русскому писателю».
Смерть Эммануила и его завещание
По словам сестры Марты, Эммануил обладал крепким здоровьем, не страдал никакими хроническими или возрастными недугами и вплоть до своего инсульта вел активную жизнь, не отказывая себе в гастрономических удовольствиях и в комфортабельной жизни в целом. Однако, по ее наблюдению, еще «за много лет до кончины» у него наметились легкие признаки деменции, что также было отмечено Гансом Ольсеном: «У Эммануила уже давно замечались явные признаки растущей слабости и растерянности, и было сознание, что что‑то может случиться, но удар всё равно стал для всех нас шоком». В результате удара оказалась парализована вся правая сторона и был утрачен дар речи. К осени он немного поправился и мог сидеть в инвалидной коляске, но дальнейшего улучшения не последовало, и 31 мая 1932 года он скончался, за три недели до того, как ему должно было исполниться 73 года.
Сообщение о смерти Эммануила в стокгольмской газете
Пятого июня в русской православной церкви в Стокгольме состоялось отпевание, что подчеркивало российское происхождение Эммануила. На следующий день в присутствии родственников и друзей, а также многочисленных представителей официальной Швеции состоялись похороны в церкви Св. Якоба. Коллеги Эммануила по «Бранобелю» и его петербургские друзья (Вильгельм Хагелин, Ганс Ольсен, Антон Карлсунд, Кнут Литторин, Густав Эклунд, Кнут Мальм, Фредрик Лидваль, Оскар Кристоферсон, семья Баклундов, семья Бильдерлинг, госпожа Белямина и многие другие) провожали его в последний путь. Многие присутствовали лично, другие прислали венки. Официальная Швеция была представлена Нобелевским фондом (Яльмар Хаммаршельд и Рагнар Сульман), Шведской академией, Шведской академией наук, Маркусом и Кнутом Валленбергами, мэром Стокгольма, представителями делового мира. Прислали венки польские и финские компании «Бранобеля», Уолтер Тигль («Стандард-Ойл»), «Дисконто-Гезельшафт» в Берлине, «Динамитная компания» в Кельне, «Нитроглицериновая компания», АО «Сепаратор», «Шведское общество в Петербурге» (после 1917 года ведущего свою деятельность в Стокгольме), «Общество российских шведов» и многие другие лица и организации.