Ночь без любви. Повести

— В том смысле, что преступление перестало быть загадочным. Вас не удивляет, что именно в день рождения вы лишились двух подарков — от жены и от сына?

— Вы хотите сказать… — Фиалкин поднялся и, побледнев, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, не видя его. — Вы хотите сказать…

В это время в комнату быстро вошел Зайцев. На лице его играла еле заметная улыбка, движения были уверенными.

— Все в порядке! — сказал он. — Нашлась свидетельница, которая видела, как к парню в вязаной шапочке подошел жилец из седьмой квартиры, они пожали друг друг у руки, жилец из седьмой квартиры на работе, будет часа через два. Через два часа я и спрошу у него: с кем это он так мило беседовал у своего подъезда, кто это был в вязаной шапочке, нейлоновой куртке и тренировочных брюках? Вот так надо работать, Ксенофонтов! А что это вы такие молчаливые?

— Видишь ли, Зайцев… — медленно проговорил Ксенофонтов. — Не знаю, право, как и сказать, чтобы не огорчить тебя, не обесценить твою работу, проведенную с таким блеском…

— Ну? Ну?!

— Дело в том, что, как мне кажется… Хозяин квартиры, гражданин пострадавший… Мне кажется, он решил отказаться от своего заявления. Я вас правильно понял? — повернулся Ксенофонтов к Фиалкину.

— Да. — Тот виновато посмотрел на Зайцева, отвернулся к растоптанному паруснику. — Пожалуй, не стоит поднимать шум из-за такого пустяка. Нет-нет, я отказываюсь признать себя потерпевшим. И не просите, и не уговаривайте! — Голос Фиалкина окреп.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Зайцев. — За два часа до задержания преступника вы говорите, что он вас не интересует! Так он меня интересует, черт возьми!

— Я прошу вас, я вас очень прошу! — Фиалкин сложил на груди ладони. — Не задерживайте его, иначе… иначе я пострадаю по-настоящему.

— Но возмещение убытков…

— Если вы его задержите, мне уже никто ничего не возместит! Никогда! Пожизненно!

Уехала оперативная группа, увезла приспособления для обнаружения следов, уехала талантливая собака, обладательница потрясающего нюха, а Зайцев и Ксенофонтов, оставив в квартире несчастного Фиалкина, медленно шли под мелким дождем, не пытаясь скрыться от него или ускорить шаг. Уже стемнело, светофоры отражались в мокром асфальте, и разноцветные зонты девушек тоже отражались в асфальте, в глазах приятелей, отражались в их сознании, но не затрагивали его, нет. Другие образы волновали их сейчас и тревожили.

— Я благодарен своей непутевой судьбе за то, что она подбросила мне прекрасный подарок — посмотреть на работу настоящих сыщиков, — сказал Ксенофонтов уважительно.

— Перестань! — с досадой оборвал его Зайцев. — Дело было несложное, и мы его распутали, не покидая места происшествия.

— Это было великолепно! За два часа…

— Перестань! Что у тебя произошло с этим тронутым Пионовым или, как его… Ромашкиным? Почему он отказался признать себя потерпевшим?

— Совесть заела. Кстати, его фамилия Фиалкин.

— Какая совесть? При чем здесь совесть?!

— Видишь ли, Фиалкин вдруг понял, до него дошло, что он… не очень хороший человек. Фиалкин мог даже решить, что он плохой человек, очень плохой.

— Какая разница — плохой он или хороший? К нему в дом забрался грабитель, вор, если уж точнее…

— Это был его сын.

Зайцев остановился, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, постепенно выражение его лица менялось от насмешливого к растерянному.

— Ты думаешь…

— Слушай, что произошло… Фиалкин за последний год пережил большие семейные потрясения. Он развелся с прежней женой, сошелся с другой женщиной, молодой и красивой, с неугасшими еще желаниями и страстями. И привел ее в ту самую квартиру, в которой жила его семья. А жена с сыном ушли в квартиру новой избранницы. Понимаешь? С точки зрения целесообразности это было хорошо, потому что, разменяй он свою двухкомнатную квартиру, ему вообще пришлось бы довольствоваться комнатой в коммуналке, А так он оставался жить в двухкомнатной, и мать с сыном получали отдельную квартиру. Казалось бы, все прекрасно. Но есть другая точка зрения — нравственная, что ли… Вот с этой стороны Фиалкин допустил вопиющую бестактность… Понимаешь?

— Ты очень хорошо рассказал о его личных делах… Меня же больше интересует ограбление.

— Чего тебе волноваться, ты его раскрыл, начальник отметит тебя в приказе, подарит что-нибудь… Или повысит в должности. Я очень рад за тебя.

— Итак, ограбление, вернее, попытка, — напомнил Зайцев.

— Хорошо, вернемся к нашим баранам. Сопоставь несколько фактов… Дверь была открыта без следов взлома. Ключом. У кого может быть ключ? Только у близкого человека. Ты слышал, как он говорил о сослуживцах? Они отпадают. Остается прежняя семья, которая жила в этой квартире. Естественно, ключи были и у матери, и у сына. Дальше. Время ограбления — самое неудобное, время, когда хозяева возвращаются домой после работы. Вор на такое дело в шестом часу вечера не пойдет.

— Да, в этом что-то есть, — задумчиво проговорил Зайцев.