Ночь без права сна

В то время как Ярослав, сидя возле матери на скамье в парке, рассказывал все это, взор Анны машинально скользнул по нежно-белым и ослепительно красным цветам, густо обрамленным темно-зелеными листьями. И хотя великая художница-осень уже прикоснулась своей волшебной кистью к листьям кленов и развесистых каштанов, зажгла пожары на увитых диким виноградом стенах и балконах виллы у большого фонтана, все еще по-летнему блистала красотой масса цветов.

— Я не хотел тебя печалить, мама, — развел руками Ярослав. — Поэтому сразу ничего не сказал о Марте.

— Трудно примириться с этим, — вздохнула Анна. — И когда, в конце концов, появится закон, который защищал бы нравственный капитал с такой же силой, с какой защищает материальное достояние? Где закон, который ограждал бы от позора и гонения хотя бы несчастных детей — жертв чужой вины, чужого преступления?

— Не за горами то время, когда деньги, золото уже не смогут скрывать в человеке всякое уродство и порок, — убежденно сказал Ярослав. — И тогда молодости не придется мириться с насилием над чувствами. И в жизни не будет места обману, жестокости, грубости. Не нужны будут суды и свидетели, обличающие зло. Обличителем и свидетелем будет сам человек, его собственная совесть. Я верю, мама, что нашему поколению суждено создать такое общество.

Анна с обожанием посмотрела на сына. Как он возмужал!

— Мама, я проголодался, — вдруг сказал Ярослав.

— Да, уже пора обедать, — вставая, промолвила Анна. — Но ты не сказал мне ничего про Дарину.

— Мне удалось узнать что семья Омелько выехала в Галицию.

Признание

Спустившись на перрон, Каринэ окинула взглядом встречающих. Увидела его. Улыбнулась. Улыбка сказала Ярославу, что Каринэ ничего не забыла, что она ждала встречи.

Он подошел, поцеловал ей руку и задержал ее в своей, не в состоянии оторвать глаз от девушки. Она была одета с изысканной элегантностью.

— Вас не узнать, — взволнованно проговорил Ярослав. — Вы так изменились…

— Мое имя теперь — Медея Ачнадзе, — шепнула она, вдыхая запах белых роз, которые преподнес ей Ярослав.

Он дал ей понять, что она может не беспокоиться, он предупрежден.

Итак, первые вопросы, с которыми сталкивается всякий революционер, приезжая в тот или иной город, — куда идти, кто из товарищей жив, кто схвачен, куда можно без риска направиться, чтобы не попасть в засаду, — для Каринэ отпали.

Убедившись, что Ярослав Калиновский пока вне всякого подозрения у львовской полиции, Гнат Мартынчук поручил ему встретить «княжну» и отвезти в самый фешенебельный отель, где останавливались лишь состоятельные иностранцы, так как номера здесь стоили баснословно дорого.

Гнат Мартынчук должен был снабдить Каринэ «Манифестом Коммунистической партии» на украинском языке. Тридцать экземпляров к этому времени уже удалось отпечатать во Львове. С этим опасным грузом «княжне» предстояло пересечь границу. В Киеве и в Харькове ее с нетерпением ждали друзья и соратники Одиссея.

Поднявшись по белой мраморной лестнице, устланной голубой ковровой дорожкой, Каринэ с улыбкой сказала Ярославу, поддерживавшему ее под руку:

— Признаться, мы с тетушкой предполагали остановиться в гостинице «Руссия». Мне говорили, что Войнич жила в этой гостинице.

— Вот как? Не знал. Но я слышал, что Бальзак, направляясь в Бердичев, останавливался в отеле «Руссия». К сожалению, старой гостиницы больше нет. Вот этот отель недавно построили на том месте, где она находилась.

Тетушке Наргиз очень понравился их помер, состоящий из гостиной, кабинета и спальни. И балкон выходит прямо на многолюдную площадь.

Да, конечно, все это чудесно! По тетушка Наргиз не переставала удивляться чрезмерной доверчивости Каринэ. Не успела сойти с поезда, как тут же призналась, что приехала по фальшивому паспорту.

Разбирая платья Каринэ и развешивая их в гардеробе, тетушка Наргиз из спальни слышала все, о чем вполголоса говорили молодые люди в гостиной.

Вдруг она в испуге затаила дыхание. Боже, боже, что Каринэ делает? Она рассказывает Калиновскому, что везет в чемоданах с двойным дном…

Тетушка Наргиз решила, что племянница при встрече с возлюбленным потеряла голову. Она вышла в гостиную и, извинившись перед гостем, спросила:

— Какое платье ты наденешь к обеду?

При этом тетушка Наргиз незаметно для господина Калиновского сделала такие страшные глаза, что только слепой мог не испугаться. А Каринэ хоть бы что!

— Белое с корсажем, — сказала она и самым беззаботным тоном принялась продолжать прерванный рассказ о тяжелых чемоданах.

Тетушке Наргиз сделалось дурно. Рука потянулась к хрустальному стакану, стоявшему на круглом столике возле графина с водой. Недолго думая, встревоженная женщина будто нечаянно уронила стакан. Но он, упав на мягкий французский ковер, не только не разбился, но даже не привлек внимания Каринэ. Что же делать? Как прервать ее опасное откровенничанье? И она решилась: пусть пан Ярослав сочтет ее неделикатной, бесцеремонной, как угодно, но благоразумие велит ей вмешаться.