— Совершенно верно, — подтвердил юноша. — Первое армянское поселение на Подзамче было разрушено, когда король Казимир напал на Львов. В летописях города упоминается, что армяне мужественно сражались в ополчении князя Льва. Лишь в четырнадцатом веке они могли построить в стенах города, захваченного Польшей, свой отдельный Армянский квартал, где мы с вами сейчас находимся.
— О святая дева Мария! — не могла удержаться от слез тетушка Наргиз. — Вот он, наш собор… — Из груди ее вырвался вздох не то радости, ге то сожаления. — О, каким он раньше мне казался большим и величественным… Меня здесь крестили. Может, вы, паи Ярослав, как и Каринэ, тоже… неверующий… А я зайду помолюсь.
Они втроем вошли в небольшой двор, вымощенный каменными плитами.
— Именно таким я себе представляла Армянский собор, — шепнула Каринэ. — Типичная средневековая архитектура, особенно замечательна каменная аркадная галерея, о которой говорил мне отец. Зайдемте в собор, интересно посмотреть, как там внутри.
В храме царил полумрак, лишь алтарь хорошо освещался сквозь круглые окна в куполе. Здесь было душно. С улицы не долетало ни звука, зато даже тихие шаги по каменным плитам гулко отдавались где-то в глубине собора.
Каринэ и Ярослав вышли во двор, где Ярослав обратил внимание спутницы на надгробную плиту с барельефом: «Карлу Микули. 1819–1897. Выдающемуся пианисту и композитору, директору Галицкого музыкального общества. Благодарные ученики и ученицы».
Да, Каринэ хорошо знала и любила музыку прославленного композитора-армянина, ученика Шопена и Робера. Карл Микули был не только ассистентом Фредерика Шопена и виртуозным исполнителем, не только лучшим редактором его произведений, но и сам писал мазурки, полонезы, этюды, которые пленили даже гениального Шопена. А как много песен написал Карл Микули! Каринэ видела его произведения, изданные в России, Германии, Австрии. Но то, что изумительный музыкант жил и умер во Львове, что он похоронен во дворе Армянского собора, Каринэ не знала.
В ожидании тетушки Наргиз они стояли под сенью вековых кленов и лип, вершины которых доходили до самого купола высокой каменной колокольни, примыкающей к собору.
— Меня очень интересует жизнь и быт армянских поселенцев на Украине, в Галиции, в Польше, — говорила Каринэ. — Ведь все это так мало изучено, не правда ли?
— Вот и чудесно, — живо отозвался Ярослав. — Готов быть вашим помощником. Буду во всем послушен, как Пятница Робинзону.
— Ах вы мой милый Пятница, — улыбнулась Каринэ. — Конечно же, конечно, я с радостью приму вашу помощь.
Щурясь от света, подошла тетушка Наргиз. Она показалась Каринэ усталой.
— Вот и помолилась, — промолвила она медленно, хотя силилась улыбнуться.
Они вышли за чугунную ограду собора и направились вверх по Армянской улице.
Издали узнав свой дом, тетушка Наргиз почувствовала, что от волнения у нее подкашиваются ноги.
— Боже мой, все — как прежде… — остановилась, перевела дух. — И пекарня на старом месте…
Улица была безлюдна, только неподалеку от хлебной лавки ссорились двое мужчин.
— Ты и родился мошенником, — темпераментно жестикулируя, кричал по-армянски один из них, седоволосый, широкоплечий, в сильно поношенной рабочей блузе. — Я не забыл, как за ломтик сыра ты списывал у меня задачи, когда мы бегали в школу, тупица!
— Если ты такой умный, где же твой модный сюртук? Где белоснежные манишка и манжеты? Где цилиндр и сигара? Где счет в банке? Где, голодранец, холера тебе в брюхо!
— Потому не нажил, что день и ночь тружусь как вол, а ты… ты впился в мою шею и сосешь мою кровь, будь ты проклят!
«Не Мартирос ли? — присмотрелась тетушка Наргиз. — Конечно, он. Сын бондаря, тот самый черноглазый мальчик, который умел так хорошо вырезать из дерева разных зверьков…»
— Заруби себе на носу, смутьян: если ты придешь взять у меня булку хлеба даже за наличные — не продам! — с ожесточением грозил лавочник. — И бог свидетель, не будь я Андриасом Тодоровским, если тебя не упекут в криминал.
— Чего мы остановились?.. — вывел ее из задумчивости голос Каринэ. — Мы подождем тебя, тетушка Наргиз, в скверике на холме. Но ты, пожалуйста, не задерживайся.
Из-за постоянного страха, который тетушка Наргиз испытывала не за себя, а за племянницу, она стала чересчур мнительной. Сейчас ей показалось, что лавочник Андриас слишком пристально наблюдает за ними, и она поспешно сказала:
— Лучше пойдем на Высокий Замок, а сюда я зайду как-нибудь в другой раз.
Они еще были у развалин замка, когда Каринэ первая заметила, что надвигается гроза.
— Ах ты, господи, надо торопиться в гостиницу, — забеспокоилась тетушка Наргиз.
Но первые тяжелые дождевые капли атаковали их возле стен монастыря, сразу же при спуске с горы.
— Я здесь близко живу, — сказал Ярослав. — Переждем у нас грозу.
— О да, — сразу согласилась Каринэ. — Наши зонтики вот-вот сломаются под такими порывами ветра. И как внезапно он налетел…
— А я что говорила, — задыхаясь от быстрой ходьбы, напомнила тетушка Наргиз. — Во Львове так…
Тетушка Наргиз, безусловно, удивилась: миллионер живет в таком скромном коттедже?